), и хрустальный стакан. В сонном лице, в полуприкрытых голубоватыми веками глазах сосредоточилась вся безмятежность мира, давно отлетевшая от наших палестин. Вздохнув, я опустился на колени и прикоснулся губами к прохладному лбу. Лиза очнулась сразу, обвила мою шею руками и пылко ответила на поцелуй, воскресив в памяти недавние лучшие времена.
– Родной мой, как я тебя заждалась, – пролепетала едва слышно.
– Вставай, маленькая. – Я бережно разнял её тонкие руки. – Нам пора идти.
– Конечно-конечно…
Лиза поспешно села и тут увидела стоящего в дверях Трубецкого. Испуганно ойкнула.
– Володечка, что с тобой? Опять с кем-то подрался?
– Ничего страшного..! Поторопись, Лиза. Всё расписано по минутам.
… По дому пробирались медленнее, чем шли сюда. Майор был в неважной форме, хотя бодрился. Он с досадой отстранился, когда я попытался его поддержать. Я уже понял, что случай свёл меня с человеком редкостной живучести, известной мне лишь понаслышке. После таких побоев и с такой раной я, наверное, пролежал бы месяц бездыханный, а Трубецкой передвигался, разговаривал и улыбался почти прежней очаровательной улыбкой. И заботился не о себе, а о нас с Лизой. О Лизе, точнее сказать. Я ему ни сват, ни брат, увы.
Минут пять подождали Лизу у её комнаты. Она появилась переодетая в дорожные брюки, куртку, с кожаным чемоданом средних размеров. Если сравнивать с нашим первым бегством, то багаж, конечно, пожиже. Я хотел взять чемодан – не отдала.
– Витенька, он лёгкий, не надо…
У выхода на улицу возле стрельчатого высокого окна спиной к нам стоял коренастый крепыш со стриженым затылком, одетый в форму десантника. Обернулся на наши шаги – Гата Ксенофонтов. У меня кишки заныли, но ничего особенного не произошло. Нас с Лизой начальник безопасности будто не видел в упор, зато с Трубецким перебросился несколькими фразами.
– Наследил крепко? – хмуро спросил.
– Не очень, но прибраться надо.
– Вижу, что не очень. Иди ляг. Сам провожу.
– Нет. Извини, Гата. Хочу посмотреть, как уедут.
– Ладно…
Тут он изволил наконец заметить меня.
– Видишь, писатель, сколько из-за тебя хлопот добрым людям. Мой совет: никогда не связывайся с миллионщиками.
Лиза за меня заступилась.
– Что вы такое говорите, Гата Анатольевич? Разве Виктор Николаевич мог предположить, что угодит в гадюшник?
Полковник не ответил, опять повернулся спиной: дескать, делайте что хотите, я вас знать не знаю.
В поместье царило оживление, как на огромной стройплощадке. Множество турок-рабочих, переодетых в шотландцев, сновали среди техники: подъёмных кранов, грузовиков со стройматериалами, лебёдок, фур непонятного назначения. До гаражей было недалеко, метров сто по липовой аллее, но по дороге наткнулись на управляющего, на Мендельсона, выступившего из кустов можжевельника как бы случайно. Вид у него был деловой: очки на лбу, руки в краске. Встреча получилась такой же, как с Гатой, с той разницей, что Осип Фёдорович из всей троицы выделил как бы одного меня. Вежливо поинтересовался:
– Кажется, опять в добром здравии, Виктор Николаевич? Был слух – приболели? Я волновался.
– Перемогся кое-как… Осип Федорович, что за сооружение вон там, сбоку от бассейна? Чем-то удивительно напоминает виселицу.
– Виселица и есть. В натуральном виде.
– А почему такая большая? Полк можно разместить.
– Американский аттракцион, новинка сезона. Называется «Повесь сам». Никто ещё в действии не видел. Говорят, эффектная штука. Для любителей острых ощущений. Вечером подвезут десяток пенсионеров из приюта, на пробу. Ежели будет охота, сможете сами опробовать…
Я не понимал, говорит ли он серьёзно, но учтиво поблагодарил и сказал, что коли обернусь к вечеру, обязательно для смеха вздёрну собственноручно парочку стариканов. Лиза толкнула меня локтем в бок, довольно чувствительно.
В гараже стояло с десяток иномарок разных калибров, от трудяги «фордзона» до тёмно-вишнёвого, устремлённого в будущее «феррари». Худенький молодой человек в джинсах и светлой рубашке полировал замшей капот голубого «ситроена». Увидев нас, засуетился, открыл заднюю дверцу.
– Валера, – представил его Трубецкой. – Довезёт до вертолёта… Валер, не подведи, вся Европа на тебя смотрит.
Юноша засмеялся, сверкнув ослепительно-белыми зубами. Можно сказать, был копией Трубецкого, только пожиже. Не заматерел ещё. Трубецкого шатало. Он держался рукой за створку гаражных ворот.
– Давайте, ребятки, с Богом. Когда-нибудь увидимся.
Мне захотелось его обнять, но я лишь осторожно тронул за плечо.
– Спасибо за всё, брат. Выздоравливай скорее.
– Не сомневайся… Береги эту куклу.
Я сидел в салоне на заднем сиденье, Лиза всё ещё прощалась с Трубецким, поднявшись на цыпочки, гладила ладошками его опухшие щёки. Я поймал себя на мысли, что почти не думаю о ней. Какая-то красивая юная девушка, куда-то вместе бежим. От кого? Зачем?
За ворота поместья выехали без проблем. Лиза тихонько всхлипывала, привалившись к моему боку. Чудно. Я опять ничего не чувствовал, как-то внутренне обмёрз. Не прочь бы закурить, но лень доставать сигареты. Какая-то вязкая накатила усталость. Как после большой температуры.
Ехали недолго, минут десять, и всё лесом. Подмосковный лес полон неодолимого очарования для тех, кто понимает. Европа и Азия тут дышат рядом.
Лиза перестала хныкать, спросила:
– О чём думаешь, Витенька?
– Слишком много трупов, – сказал я. – Непривычно как-то.
Она крепко сжала мою ладонь.
Небольшой частный аэродром открылся неожиданно и весь целиком: две взлётно-посадочные полосы – бетонная и грунтовая, домик с диспетчерскими службами, с круглой стеклянной башней, ретрансляторная вышка, радары… На стоянке две «Сессны», как уснувшие стрекозы, а чуть поодаль – зелёный вертолёт, похожий на земляного жука, размером чуть побольше нашего «ситроена», вероятно, спортивная модель, я в этом не разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130