Одновременно подъехали три "Газели" с отбраковкой из московских клиник, за ними, уже после полуночи, подкатил огромный рефрижератор: оказалось, городские власти проводили чистку вокзалов и свалок (в русле месячника "Экологию - в каждый дом") и по контракту с "Дизайном-плюс" все излишки переправили в хоспис, где был якобы единственный на всю Москву исправно работающий коммерческий крематорий.
- Так всегда с этой гребаной пересортицей, - объяснил майору Падучий. - Они там напортачат, а мы горб ломаем.
Пропускная способность у двух печей была небольшая, рассчитанная на нужды лишь самого хосписа, и ближе к утру японские чудо-сковородки раскалились добела. Сидоркин вопил, что котлы вот-вот взорвутся, стрелки приборов шкалило на красном, но Падучий даже не отвечал. Как простой оператор, напялив на голое туловище кожаный фартук, помогая Зяме на загрузке, а когда выдыхался, подменял Сидоркина на пульте, и тот бросался на бесконечный поток трупаков, аки коршун на добычу. При этом, естественно, поставщики не удосужились толком проверить, доведен ли груз до кондиции: некоторые доходяги оказывались живыми, от огня приходили в себя, начинали качать права, отчего процесс кремации сопровождался истошными воплями и матерными проклятиями.
Казалось, адовой работе не будет конца. Поутру явится инспектор из администрации, и если обнаружит неоприходованный материал или хотя бы кровяные лужи на полу, наказание последует незамедлительно. Всей безалаберной команде грозила та же самая печь.
- А тебе это надо? - пошутил взмыленный Падучий, и Сидоркин сказал, что не надо.
Он был тертый калач: десять лет при Елкине, сбросившем страну в неолит, провел на оперативной работе, смутить его дух было трудно, - но ничего ужаснее и противоестественнее этой ночи вспомнить не мог. Воочию довелось убедиться, как будет выглядеть подлунный мир, когда планы россиянских реформаторов окончательно воплотятся в жизнь. Если бы не двужильный Зяма, им с Падучим нипочем не справиться. От непосильной работы Зяма раздулся, как шар, морда посинела и чуток обуглилась, но на ней можно было прочитать нечто похожее на то упоение, какое его прародители-люди когда-то испытывали в бою. Он беспрерывно глухо рычал и, улучив момент, жадно слизывал с рук дымящуюся кровь.
Под утро, когда все кончилось и горы горячего пепла упаковали в пластиковые мешки с изящной маркировкой фирмы "Дизайн-плюс", Клим Падучий выставил на стол литровую бутыль медицинского спирта.
- Садись, пацаны, отбой. Надобно освежиться. Мы это заслужили.
Собственноручно разлил спирт по алюминиевым кружкам, другой посуды в крематории не водилось.
- Помыться бы сперва, - выразил желание Сидоркин, чувствуя, что перетруженные жилы гудят, как провода.
- Сразу нельзя, - урезонил Падучий. - Вода не возьмет, испарится. Надо жар изнутри уравновесить. Тогда безопасно.
Зяма застенчиво пристроился на краешке табуретки, оценил, какая ему оказана честь. Кружку принял с благодарным блеянием.
Сидоркин спросил у начальника:
- Он откуда в натуре такой? Какой-то странный немного.
- Не нравится? - усмехнулся Падучий. - Гляди, сам таким не стань. Вообще случай поучительный. Из него хотели полевого командира сделать. Ну, типа Хаттаба. По заказу одного мультяшки из Канзаса. И вон что вышло. Хотя ручаться не могу. От знакомого санитара слышал. Может, врет.
Дрожащими руками, с трудом клоня голову, осушили кружки. Зяма сладко зачмокал, будто выпил компоту, обвел нас счастливым поросячьим взглядом и медленно повалился с табуретки на пол.
- Пить совсем не умеет, - прокомментировал Падучий. - Но как работник - сам видел. Главное, крови не боится. Многие из переделанных почему-то крови боятся. Повторим?
- Можно.
Первая кружка подействовала на Сидоркина как удар колуном по затылку, но уж лучше это, чем оглядка на пережитую ночь. Падучий наполнил кружки, но пить не спешили, каждый уткнулся в свою посудину - отдыхали.
- Почему боятся? - полюбопытствовал Сидоркин. - Может, побочный эффект?
- Феня говорит - санитара Феней зовут, он из бывшей профессуры, - он говорит, кодом предусмотрено, чтобы боялись. Чтобы хозяевам не навредили. Говорит, раньше переделанные иной раз в буйство впадали. Кусались, за перо хватались. Всяко бывало. Приходилось усыплять, а денежки-то тю-тю.
- Давно хотел спросить, господин Падучий, вы ведь тоже вроде переделанный?
Ожидал, что директор взбрыкнет, но ничуть не бывало. Трудная ночь и спиртяга в кружках их породнили.
- Не-е, не переделанный. Я на электроде, во-о, гляди. - Падучий нагнул голову, разгреб волосы на макушке - и показал лиловый бугорок, из которого торчал крошечный штырек антенны. - Можешь потрогать, не ударит.
Сидоркин уважительно прикоснулся к антенне кончиком указательного пальца.
- А что лучше, переделанный или на электроде?
- И то и другое хорошо, смотря по направлению. - От спирта Падучий впал в благодушную словоохотливость. - Смотря куда нацелили. Для умственной работы, как у нас, переделанные не годятся. В сущности, они все дебилы, хотя об этом не принято говорить. У них болевой порог низкий. Землю копать или в рудниках - это пожалуйста. Феня говорит, большинство россиян, кого не купят на вывоз, туда и направят, в рудники. Ты в армии служил?
- Доводилось, - признался Сидоркин.
- Тогда поймешь. Электрод - это вроде ефрейторской лычки. Не завидуй, тебе такой же впарят. По моей рекомендации.
- Когда?
- Недельки через две. После полного обследования. Ну что, поехали?
После второй кружки бодрствовали недолго, может, минут пять. Задымили "Примой", но так и улеглись на полу рядом с Зямой с горящими чинариками в зубах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121