Во всяком случае, не Шахов. Это иной уровень, иные сферы, ему туда не надо. Он и так достаточно высоко поднялся, но все-таки — не туда. Там, где правит главный Пахан, люди попросту растворяются в воздухи бесследно, как пыль над океаном. Конечно, там навар погуще и власти побольше, неограниченной власти, но стоит ли ради этого рисковать. В сущности, много ли надо нормальному человеку для счастья: пару, другую миллионов на банковском счету, чтобы не беспокоиться о завтрашнем дне. Он полез за сигаретами, но сидящий за баранкой парень его урезонил:— Не-е, курить нельзя, Леонид Иванович. Мы здесь все некурящие.Сзади второй добавил:— Кланя, сделай укол, чтобы не шебуршился.— Какой укол, вы что?! — Шахов обернулся и увидел, что раскрашенная стерва, шало улыбаясь, тянется шприцем к его шее.— Эй-эй, зачем это, зачем?! — завопил он, вжимаясь тучным телом в боковую дверцу. — Вы что, ребята?!Кто приказал?— Цыц! — рявкнул водитель. — Рулить мешаешь...Да ты не трусь, Леонид Иванович, больно не будет.Они как раз притормозили на светофоре на съезде к Киевскому вокзалу. Кошмарная ситуация: среди бела дня, на виду у всего города какая-то уголовная шваль глумилась, убивала солидного человека, даже не объяснив причин. Это не укладывалось в сознании, этого просто не могло быть. Но уже его обхватили сзади сильные руки, прижали к сиденью, и он ощутил будто комариный укус в шею.— Кланя у нас мастерица, — успокоил водитель. — Ничего, сейчас полегчает, дружок.Действительно, стало полегче. Широкая солнечная площадь, перегруженная автотранспортом, на миг поднялась на дыбы, крутнулась и тут же опустилась на место. Шахов не утратил способности видеть и слышать, но туловище огрузнело, будто накачанное дымом. И пошевелиться не осталось сил. На лицо выкатилась глупая, блаженная улыбка. Ужас растаял без следа, беспокоило лишь странное ощущение, что его опустили в тазик с теплой водой. Он догадался, что ненароком обмочился со страху, но это скорее смешно, чем стыдно.Водитель скосил на него веселый блистающий наркотический взгляд:— Видишь, Леонид Иванович, а ты боялся. Скоро доедем, и все будет о'кей.— Куда едем? — прошамкал одеревеневшими губами Шахов.Ему не ответили. Девица сзади квохтала так, словно ее насаживали на вертел. Водитель недовольно пробурчал:— Угомонитесь, пацаны! Не можете потерпеть, что ли?— Утерпишь с ней, — пробасил его приятель. — Она же чумовая.— Ой, Вовочка, ну пожалуйста, ну один разок, — стонала девица. — Ой балдею, не могу!— Извращенка, — без осуждения объяснил Шахову водитель. — Наловчилась со жмуриками кончать. Тебя тоже скоро трахнет.— Ой трахну, — прогудела девица в ухо Шахову. — Пухлянчик такой! Еще как трахну! Провожу до самого пенечка.За окружной дорогой Шахову показалось, что он задремал, и приснился ему сладкий, заревой сон. Сонощущение, сон-греза. Во сне он занимался любовью с заполошной дикаркой на заднем сиденье "тойоты", но это было давно, в другом тысячелетии, когда он был молодой, желанный для многих. У него кудри вились, как у тигренка, и мышцы поскрипывали в такт погружению в сочную женскую плоть. Такой сон дорогого стоит. Но пробуждение было вялым, хотя и безболезненным. Они пилили через лес по грунтовой дороге, и солнце слепило ему правый глаз. Тот, кто за рулем, спросил участливо:— Ну как, Леонид Иванович, очухался?Шахов поерзал на сиденье: тело подчинялось, но голова по-прежнему была в дыму. Покосился назад: парочка сидела обнявшись и ответила ему в четыре пристальных глаза. Девица, с размазанной по щекам косметикой, будто догадалась, о чем он грезил, томно мяукнула:— Потерпи, пухлянчик, скоро я тобой займусь. Порадуешься напоследок.— Нет, Кланюшка, — возразил кавалер. — Не надейся. Этого тебе не отдадут.Въехали в ворота и покатили по территории дачи, пока не приткнулись носом к деревянным пристройкам. Водитель и его напарник помогли ему выбраться из машины, поддерживая под локотки, довели до дровяного сарая и впихнули внутрь. Дверь за спиной захлопнулась.На нетвердых ногах, держась рукой за косяк, Шахов огляделся. Под потолком на шнурке болталась тусклая лампочка, освещая нехитрое убранство помещения: земляной пол, устланный соломой и черными пластиковыми мешками, на стенах орудия крестьянского труда — косы, серпы, лопаты, грабли, — как на выставочном стенде, в углу здоровенная бочка, перехваченная медными обручами, посредине — деревянный стол, покрытый клеенкой.Лучше бы он не просыпался.За столом сидели двое мужчин, одного он сразу признал, хотя прежде никогда не видел. Он слышал о нем, и то, что говорили, полностью совпало с тем, что открылось его глазам. У этого человека была характерная внешность — круглый обритый череп с высоким лбом, смуглое, в черноту, лицо с правильными, четкими линиями, и одет он был в рубашку с галстуком и красный пиджак, как одеваются биржевые игроки; но все это потеряло всякое значение, когда Шахов столкнулся с прямым суровым взглядом и ощутил движение мрачной силы, объявшей его, спеленавшей, погрузившей в оцепенение. Это был, конечно, Никита Архангельский, никем иным он не мог быть. Второй мужчина рядом с ним казался совершенно неприметным, бросались в глаза лишь его тяжелые, массивные руки, упертые локтями в стол и сложенные домиком, как у премьер-министра на выборах.— Проходи, Ленечка, — позвал Никита, брезгливо оттопыря пухлую губу. — Мы тебя надолго не займем.На подламывающихся ногах Шахов добрался до стола и плюхнулся на табурет.— Собой-то управляешь? — спросил Архангельский. — Или взбодрить?— Вполне управляю, вполне, — заискивающе забормотал Шахов, каким-то не своим, писклявым голоском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109