В обычных условиях эту задачу выполняет государство, собственно, насколько он, Буга, понимает, зачем оно и создано. Он много думал об этом, много читал и пришел к выводу, что если государство не способно защищать своих граждан от насилия любого вида, соблюдая так называемый Закон, то, в сущности, его наличие теряет всякий смысл. Оно становится даже обузой для налогоплательщиков, вроде нароста на коре дерева. Как это и произошло в нынешней России. Поэтому, заметил Буга, он в принципе готов взять на себя карательную функцию, но что касается Самарина, то тут у него слишком мало силенок.Гурко глядел на него со все возрастающим изумлением. Поначалу Буга Захарчук показался ему простым мужиком, служакой, правда, возбужденным какой-то завладевшей им идеей, и вдруг этот мужик начал рассуждать, как выпускник филфака, употребляя слова "антураж", "функций", "государственные институты" и так далее, причем в его незамысловатых умозаключениях таилась глубина и убежденность, свойственная лишь очень уверенным в себе людям. И главное, Гурко вполне разделял его мысли. Недаром Гельвеций заметил:"Нам кажется умным тот человек, который думает так же, как мы".— Проще говоря, — сказал Гурко, — вы предлагаете замочить супостата?— Естественно, — отозвался Захарчук. — "А что тут особенного?— Забыл спросить, Буга Акимович, кто дал вам мой телефон?— Один ваш бывший коллега. Он просил не упоминать его фамилию.— Почему?— Считает, вы плохо к нему относитесь. Принимаете за предателя.— Ах, так это Саня Загоруйко. — вспомнил Гурко. — Вы же вместе работали в "Македонце". На самом деле он никакой не предатель, так?— В этом смысле все мы немного предатели. Во всяком случае я ничем не лучше Сани. Любая работа имеет свою цену. И с Самариным тоже.— Бесплатно не рискнули бы?Захарчук ответил после недолгого размышления.— Думаю, рискнул бы.— Даже в одиночку?— Понимаю, глупо, но попробовал бы.У Гурко потемнело на сердце, будто, заплутав в пустыне, повстречал такого же незадачливого путника, но с полной канистрой воды.— Вы мне нравитесь, Захарчук, — сказал искренне. — Я готов сотрудничать, но только на моих условиях.— Слушаю внимательно.Гурко перечислил, чем должен заняться Буга в ближайшее время. Внедрить в банк человека, которого он подошлет утром. Но не в охрану, а в структуру, причем так, чтобы ни Сумской, ни, упаси Бог, Кривошеев не знали про подставку. Буга задумался.— Возможно ли?— Как родственника, — подсказал Гурко.— Сделаю. Но хорошо бы...— Человек с экономическим образованием, — успокоил Гурко. — С работой справится. В перспективе — подменит Семена Гаратовича. Старику тоже надо когда-то отдохнуть, верно?— Понятно, — кивнул Буга, хотя на самом деле понял только то, что помощь Гурко, возможно, обойдется ему дороже, чем он предполагал.— Второе: Агата. Подсуньте ей справного кобелька.Чтобы до печенок прожег. Есть у вас такой на примете — пожалуйста. Нет — дам своего. Но надо такого, чтобы на ходу подметки резал. И не только в постели.— Обученного нет, — сказал Захарчук. — Присылайте.— Теперь главное: никакой самодеятельности. В направлении фигуранта ни одного шага без согласования.Это очень важно. Охраняйте банкира — и баста. Вы и так далеко зашли.— Выходит, сажусь на поводок? — хмуро бросил Захарчук.— Выходит, так. Но иначе нельзя.На аллею забрела группа молодых людей — парни и девушки в кожанах и длиннополых пальто. Веселая, пестрая, жизнерадостная стайка — шли, как пыль со стола стирали. В руках транзисторы, пивные банки, сигареты. Окрестность тихих прудов взорвалась адской мешаниной музыки, визга, хохота и отборного мата. Захарчук будто проснулся: почти стемнело.— Разрешите посторонний вопрос, Олег Андреевич?— Спрашивайте, Буга Акимович.— Если, допустим, перебить их одного за другим, что-нибудь от этого изменится?— Изменится, конечно, — подтвердил Гурко. — Но вряд ли при нашей жизни.На скамейке просидели час с лишком, а Буге показалось, минуты не прошло. Глава 3АГАТА ЛЮБИТ, КАК УМЕЕТ Что с ней вытворял старик — уму непостижимо. Сажал на костяные, худые коленки, кормил с ложечки смородиной в сахаре, потом слизывал приторный сок с губ. Язык у него шершавый, ласковый, изо рта тянуло морскими водорослями, как ото всей Цхалтубы. Совал ей в рот жилистый палец, озабоченно копался, горестно приговаривая:— Ах, зубик у девочки расшатался, сейчас вырвем зубик.Тут же, не успевала опомниться, влетали в спальню санитары в белых халатах, приматывали к высокому креслу веревками, ноги разводили шире Китайского проезда.— Ой! — вопила Агата, приходя в натуральный ужас. — Да не там же зубик, где вы ищете!— Молчи, засранка! — люто обрывал старик, сноровисто устраивался, ухватывал пальцами наугад ее зубы и начинал раскачивать, дергать голову, будто собрался оторвать. Она успевала кончить разок, а старик натурально еще не приступал. У него подготовительный период иногда затягивался на два-три часа, это было изумительно.— Помогите! — кричал старик. — Не справлюсь. Ей же больно. Не видите, что ли, мудаки!Санитары сбрасывали с туш халаты, отрывали ее от кресла, валили на пол, месили, выворачивали наизнанку, ухитрялись войти во все дырки, а старик, бранясь, продолжал толчок за толчком отрывать голову, пока она наконец не погружалась в абсолютный, разрывающий в клочья оргазм и не уплывала в белое безмолвие.Такого умопомрачения с ней еще не бывало. Полное подчинение чужому изощренному естеству, воплощенному в семидесятилетнем божке. Она впервые изведала сладость безропотного подчинения — это было ни с чем не сравнимо.Прежде ее звали Нина Боброва и родилась она в бедной семье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109