— Чего же они ждут? — усмехнулся Сенечка. — Боятся, что ли?Наташа перестала плакать, вздохнула.— Знаете, тетя Лиза, очень тяжело с Сенечкой. Я с ним дружу, потому что больше не с кем дружить. Все остальные дети спят мертвым сном.— Могу разбудить кое-кого, — обиженно заметил мальчик. — Только не пожалей потом.— Он считает меня маленькой дурочкой, лучше бы поглядел на себя в зеркало, да, тетя Лиза?...Через минуту она покинула обитель скорби.В коридоре наткнулась на Клементину.Дьяволица поджидала ее возле двери с табличкой "Ординаторская". Табличка была так же уместна здесь, как если бы на ней значилось — "Рай".— Чего ты все к ним шастаешь? — Клементина смотрела через толстые стекла очков, как через забор. — Своих не можешь нарожать?— Я кое-что принесла, Клементина Егоровна.— Заходи, — женщина ногой толкнула дверь, вошла первая. Подождала, пока Лиза сядет на диван.— Чаю хочешь?— Не отказалась бы. На улице морозище.— То-то и носишься, как шальная.Мягко двигаясь, как большая жирная кошка, Клементина заварила чай в синем фаянсовом чайнике, поставила вазочку со сдобным печеньем. Уселась напротив.— Давай, чего там у тебя?Лиза молча передала конверт с десятью стодолларовыми купюрами. Женщина посчитала, сложила деньги обратно в конверт, отодвинула на середину столика.— От кого?— Не ведено пока говорить. Влиятельный человек, очень богатый.— Чего он хочет?— Я же говорила. Девочку и мальчика попридержать, не спускать на конвейер.— Почему именно этих? Тут детишек полно. Ничем не хуже.— Не знаю, Клементина Егоровна. Я просто посредник. Он сказал, это только задаток.— А целиком сколько?— Если получит неповрежденными, вроде пять штук готов отстегнуть.— Всего-то? Да на них контракт на четвертной. За этой парочкой особый присмотр. Пусть твой человек эти пять штук сунет себе в задницу.Лиза опустила глаза, подула на чашку.— Передам, Клементина Егоровна.— Что передашь?— Ваши слова передам.Клементина сняла очки, опустила их поверх конверта, Без очков выглядела усталой, измученной. Седая пакля волос, собранная в пучок на затылке, придавала ее облику поэтическое выражение.— Не знаю, откуда ты взялась, девочка, — произнесла грустно, — и кто тебя подослал, но пугать меня не стоит. Бесполезно. Гляди, сама не напугайся!— Что вы, Клементина Егоровна! Вы не так поняли.Я имела в виду, что передам ваши новые условия.Сколько вы хотите за детишек?— Пей чаек-то, пей, остынет... Кто-то усердно копает под Поюровского, я давно заметила. Но так просто вам Василия Оскаровича не свалить. И знаешь почему?— Я вообще не понимаю, о чем вы.— Не надо передо мной строить целочку, я тебя, детка, насквозь вижу... Кто бы за тобой ни стоял, Василий Оскарович не вашего замаха человек. Так и передай своим. Василий Оскарович в таких мирах витает, куда ваши поганые доллары не достанут.Лиза испугалась, что напортачила, ее смутил какой-то восторженный огонь, запылавший в очах ужасной бабы.— Вы влюблены в него, да? — вырвалось у нее. Эти слова будто отрезвили Клементину. Она вернула очки на нос, достала из халата изящный дамский носовой платок, шумно высморкалась.— Пятнадцать тысяч — и ни копейкой меньше. Но из рук в руки. Хочу увидеть этого купца. Эти гроши забери себе на конфеты.— Хорошо, — Лиза взяла печенье из вазочки. — Думаю, он согласится.— Бабки против товара.— Я поняла, Клементина Егоровна.— Водки хочешь?— Спасибо, боюсь усну. Еще работы много.— Теперь так, — Клементина совершенно успокоилась и говорила обычным, настороженно-повелительным тоном. — Насчет того, кто кого любит. Я ведь приметила, как ты третьего дня во флигелек шмыганула. И что на тебе было надето, видела.— Побойтесь Бога, Клементина Егоровна. Разве я посмею!— Ты-то как раз посмеешь, да и Вася на свежатинку падок. Я не об этом. Задирай ноги с кем хочешь, но наградишь какой заразой, пеняй на себя. Ты девка ушлая, но настоящей беды, похоже, не видела. Я тебе ее в два счета устрою.— Напрасно вы так, — потупилась Лиза. — Я блюду себя. У меня и анализы все на руках.* * *...Именно с Поюровским у нее была назначена полуночная встреча, и именно в том самом флигельке.Флигелек особенный, обустроенный для почетных пациентов на случай неожиданных причуд. Снаружи домик выглядел обыкновенной хозяйской пристройкой: окрашенный в непритязательный темно-коричневый цвет, с двумя узкими оконцами, но внутри представлял собой роскошные апартаменты, могущие удовлетворить изысканные вкусы самого заполошного нового русского. Поюровский вбухал в обстановку пятьдесят тысяч зеленых, и в конце концов домик так ему полюбился, что никаких пациентов он туда не пускал, зато иногда, если задерживался допоздна, сам располагался там на ночлег. И редко в одиночестве. Он не осуждал себя за это. Будучи горячим приверженцем общечеловеческих ценностей, он полагал, что не грех иногда оттянуться, потешить нутро, если это никому не во вред. В отношениях с женщинами придерживался строгого демократического принципа: или добровольно, или никак. Конечно, когда некоторые девицы, особенно охамевшие малолетки, сами не знали, чего хотят, и начинали торговаться, их следовало немного поучить, что впоследствии шло им только на пользу.Лиза раскрутила Поюровского в один заход. Доктор завел обычай всех новых сотрудников, неважно какого уровня, хоть раз принять лично, освидетельствовать тет-а-тет, тем более это касалось тех, кого рекомендовали извне. Он верил в свой телепатический дар и не сомневался, что вряд ли кому удастся утаить от него поганые намерения.Лиза явилась на собеседование в коротеньком простеньком платьице, не надев ни трусиков, ни лифчика, в искусном макияже, предполагающем образ озабоченной дегенератки, истекающей половым соком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109