Беззаконие, насколько мне кажется, состоит в том, что очень много законов. С каждым годом их становится всё больше. Это как прутья железной решетки, за которой сидит ни в чем не повинный человек. Вы хотели рассказать о матросе… Вы многое видели, сударь!
– Я видел фабрики, заводы, верфи, я двадцать суток провел на корабле, меня дважды укачало до полусмерти. Я видел рабочих, инженеров, техников, всё это очень интересно и поучительно, но самое интересное… Садитесь и слушайте.
Валентина и Сюзанна сели подле матери на диване. Барнаво расположился на полу, на огромной пушистой шкуре белого медведя.
– Шесть суток носило моего матроса по океану, – начал Жюль. – Он держался за обломки разбитого корабля. Он пил собственную кровь, надкусывая язык, и всё же не терял надежды на спасение, хотя ежеминутно был готов к смерти. На седьмые сутки его прибило к берегу. На кого он стал похож! Спина сожжена солнцем, разъедена солью, волосы выпали, зубы расшатались, язык распух. Матрос спал на берегу двое суток подряд – лег и сразу уснул. Проснувшись, он направился на охоту. Он полз подобно червяку и вскоре достиг деревни, где жили дикие племена. Они приняли его за божество, – он научил их многим полезным вещам, он был с ними добр и ласков. Он прожил у дикарей полтора года и очень неохотно расстался с ними. Спустя год, когда ему довелось плыть мимо этого острова, он попросил капитана высадить его на берег и на обратном пути снова взять на борт. Капитан отказал в этой просьбе. Что же делает, матрос? Он прыгает за борт и плывет к острову, к своим друзьям.
– Воображаю, как они встретили его, – заметил Барнаво.
– Должен огорчить тебя, – сказал Жюль. – Мой матрос нашел только двух дикарей, все остальные, а их было сто пять человек, погибли в бою с англичанами. Англичане хотели поработить этих мужественных, умных, великодушных людей, но они встали на защиту свою с оружием в руках – с пиками, самострелами, топориками… Горсточка европейцев разбила островитян. Двоим удалось спастись. Мой матрос звал осиротевших друзей к себе, на свою родину, но они отказались. «Тогда я останусь с вами», – сказал он.
– Правильное решение, – заметил Барнаво.
– Однако, – продолжал Жюль, – недели через две-три над океаном показался дым из труб корабля. Островитяне с ужасом наблюдали за ним: куда он направится? Он вскоре пристал к острову; это прибыли просвещенные европейцы. Они водрузили свой флаг на здании, которое очень быстро было построено, поработили гордых туземцев и вообще расположились на острове как у себя дома.
– Эти бедные дикари умерли от горя, – произнесла Сюзанна тоном утверждения, а не догадки.
– Ты угадала, – сказал Жюль. – Они умерли от горя. Свободные люди не пережили рабства. Мой матрос, не дождавшись возвращения своего корабля, поступил на службу к англичанам. «Это ненадолго, сударь, – сказал он мне, – рано или поздно, но я вернусь на родину». Я полюбил этого человека. Я дал ему наш адрес, – может быть, когда-нибудь он придет к нам. Вот и вся история. Я нарочно кое-что оставил для вашего воображения…
Прошел год. Жюль писал либретто для музыкальных обозрений; денег и славы это не приносило. Пришлось временно прекратить всякую литературную работу и поступить на службу в качестве финансового агента в конторе биржевого маклера Эггли. Знакомые Жюля решили, что он потерпел фиаско, изменил литературе ради доходного места. Жюль только грустно вздыхал, – ему не хотелось разуверять подлинных и мнимых друзей своих в том, что его служба у биржевого маклера есть, по существу, вынужденная передышка, которая позволит ему спустя год-два выступить в литературе во всеоружии своего таланта и тех знаний, которые он, в меру сил и времени, приобретает сегодня.
Служба отнимала у него восемь часов ежедневно. Всё свободное время он проводил в библиотеке за чтением книг по естественным наукам. «Терпение, терпение, терпение, – говорил он себе. И добавлял: – И труд, мой дорогой Жюль!»
Радости в его жизни стало больше: Онорина родила ему сына. Прибавилось забот, они отвлекали от занятий дома и в библиотеке. В маленькой квартире было очень шумно.
– Наш сын много кричит и плачет, – говорил Жюль жене. – Здоров ли он?
– Я покажу его врачу, – отвечала Онорина и уходила с Мишелем из дому.
Она нанимала экипаж и каталась по улицам Парижа или же садилась на скамью в сквере, укачивая горлопана и придумывая изустный текст наставления, полученного ею в мифическом кабинете воображаемого врача. Часа через два она возвращалась домой. Ее муж работал в своем кабинете. Иногда приходил Иньяр, и тогда Онорина вместе с девочками и сыном отправлялись в гости. На часок заглядывал Надар, соблазняя Жюля заоблачными прогулками.
– Завтра я лечу, – сказал как-то Надар. – Не хотите ли со мною вместе?
– Завтра? Только ни слова жене; хорошо? Я скажу ей, что еду за город; что-нибудь придумаю. Ведь мы улетаем ненадолго?
– Судьба, ветер, непредвиденные обстоятельства… – пожал плечами Надар. – На всякий случай скажите, что уезжаете на два дня. Запасы продовольствия и воду я беру на неделю.
– Бог мой, до чего интересно! – воскликнул Жюль. – А не может так случиться, что нас занесет на какой-нибудь необитаемый остров?
– Мечтаю об этом, – ответил Надар.
На следующий день, едва рассвело, Жюль сбегал к Барнаво и попросил своего верного друга в десять утра нанять пятиместный экипаж и заехать за Онориной, а потом…
– Это вроде того, как я возил вас к Дюма, – рассмеялся Барнаво. – Не беспокойтесь, сударь, мой мальчик, месье Верн! Ровно в десять я заеду за вашими дамами, усажу их в экипаж, отпущу на весь день кучера и сам сяду на его место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112