— Гм, — сказал бородач. — Молчание, конечно, золото…Понемногу он растормошил меня, и мы разговорились. Звали его Вольт Петрович. Я и виду не подал, что удивился, хотя такое имя услышал в первый раз. Вольт Петрович — начальник археологической экспедиции. База — в ста пятидесяти километрах южнее. Их группа прибыла сюда для пробных раскопок, они надеются, что в этом районе — радиус 30 километров — есть древнее городище…Он увлекся и стал рассказывать про великое переселение наших предков, про их древнюю культуру, быт.Иногда камни с изображениями, черепки от посуды, предметы домашнего обихода помогают раскрывать тайны, над которыми ученые всего мира бьются десятилетиями…Он достал из кармана черную корявую трубку и протянул мне.— Этой штуке две тысячи лет, — сказал он.Я с осторожностью подержал окаменевшую трубку в руках и отдал Вольту Петровичу.Домой я вернулся поздно, мать уже стала беспокоиться.А ночью мне снился красивый древний город, который, словно зачарованный, веками спит глубоко под землей. Мы вдвоем с Вольтом Петровичем идем по белым безмолвным улицам, и окаменевшие чудовища провожают нас пустыми глазами…Едва дождавшись конца работы, я снова помчался к палатке. Но Вольта Петровича не было. Беловолосый неразговорчивый парень готовил еду: вскрывал банки с мясной тушенкой, концентраты. Я натаскал веток, разжег костер. Беловолосый подобрел и сказал, что они на раскопках, вот-вот объявятся.Они пришли усталые и сразу набросились на еду. Я смотрел на них, и мне до смерти хотелось быть своим среди них. Вместе с ними искать это древнее городище и обязательно найти его… И моя работа на рельсоукладчике показалась совсем неинтересной. Бродить по земле, искать то, чего никто никогда не видел…Когда прилетел вертолет, я поднялся в воздух вместе с ними. Я был здоровый парень, а в экспедиции не хватало рабочих рук. Отец отпустил меня на два месяца. К этому сроку у археологов заканчивались разведывательные раскопки.Кто знает, если бы мы не нашли это древнее поселение, я тоже, как и брат мой, стал бы железнодорожником. Но мы нашли его в тайге под толстым слоем земли. Это был не белый город, всего-навсего жалкое кочевье. Но когда твои руки первыми касаются предметов, которые несколько тысяч лет назад держали другие люди, это прикосновение запоминается на всю жизнь.Я до сих пор в память о своей первой экспедиции храню каменный топор. Вольт Петрович после некоторого колебания разрешил мне взять его с собой.Вернувшись из армии, я поехал в Москву, чтобы разыскать Вольта Петровича и записаться в очередную экспедицию. Я нашел его в Москве без бороды, в красивом сером костюме и при галстуке. Я даже сразу не узнал его. Да и он не мог поверить, что это я — тот самый подросток, который два месяца прочесывал с ними тайгу. В армии я вытянулся, окреп. Вольту Петровичу приходилось задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Он заканчивал аспирантуру и готовился к защите диссертации. Когда мы заговорили о сибирской экспедиции, он оживился, заходил по комнате. Я видел, что ему до чертиков надоела эта кабинетная тягомотина. Он готов был хоть сейчас надеть брезентовую куртку с капюшоном, на плечи рюкзак и — в туманную даль…Но только через два года он сможет это осуществить, а пока… диссертация, черт бы ее побрал!Я с месяц пожил в его маленькой холостяцкой комнате, готовился к экзаменам в университет, на исторический факультет. Этот факультет в свое время закончил Вольт Петрович. Он помог мне подготовиться. Я сдал экзамены, но на следующий день уехал в родной город. Вольт Петрович был возмущен до крайней степени.— Я тебя, балбеса, натаскивал по всем предметам целый месяц! Слава богу, сдал! Так учись, кретин! — кричал он на меня и вырывал из рук чемодан.— Пять лет… — сказал я. — Не выдержу, дорогой Вольт… Ей-богу, сбегу!— Через два года чтобы разыскал меня, дубина стоеросовая. В Среднюю Азию — на полгода! Самарканд, Хорезм — азиатская романтика! Вот там ты увидишь свои волшебные белые города…— Разыщу, если снова бороду отпустишь, — сказал я.Мы обнялись, и я уехал. А в университете я перевелся на заочное отделение. Сейчас уже перешел на четвертый курс. Правда, многие мои знакомые удивляются: какое отношение имеют паровозы к разбитому кувшину или к наконечникам от стрел?Я люблю технику. Еще в школе научился ремонтировать приемники. Это меня выручило сразу после армии, когда я поступил в радиомастерскую. В армии я любил ковыряться в танковых дизелях и разных моторах. И это мне пригодилось. Я работал в гараже слесарем, потом с полгода вкалывал на МАЗе и ЯЗе. Возил из карьера щебенку. Я и сейчас готов с утра до ночи провозиться с неисправным мотоциклом или автомобилем.Мне нравятся паровозы. В этих громадных железных махинах есть что-то романтическое. Это, наверное, осталось у меня с детства, когда мимо нашего мостопоезда-тихохода с шумом и горячим ветром пролетали красивые черные и зеленые быстроходные локомотивы с бесконечной вереницей разнокалиберных вагонов. Эти вечные странники стальных магистралей волновали меня… Когда я иду мимо вокзала, всегда с удовольствием вдыхаю резкий паровозный дух. Я могу по голосу узнать любой локомотив.Все это работа, пусть интересная работа. Но любая работа надоест, если ты не отдохнешь от нее. Наверное, для этого придуманы отпуска. Редкий человек в отпуске останется в том городе, где работает. Ему хочется уехать. И там, вдали, пребывая в праздной лени, он снова начинает скучать по своему дому.Я еще ни разу не был на курорте или в санатории, я не знаю, что это такое. Когда стану немощным стариком, то поеду на какие-нибудь лечебные грязи или минеральные воды, а пока для меня нет желаннее отдыха, чем нехоженая бесконечная тропа в тайге или пустыне, зной, дождь, ветер, палатка и костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117