— Ты ведь не воровал, — сказал я.— Откуда ты знаешь?— Неужели все-таки ты? — Я с любопытством посмотрел на него.— Не люблю благородных… На таких благородных, как ты, мы там, в тюряге, верхом в сортир ездили…— На мне бы не поехал, — сказал я.— Я знаю, почему ты вступился… Поручался за меня, вот и защищаешь. И этот, красивенький… тоже. Обидно вам признаться, что ворюгу на завод пристроили? Что, скажешь, не так?— Так ты это или не ты?— Думаешь, мне этот вонючий инструмент надо?— Ничего не понимаю, — сказал я.— Они же все равно мне не верят. Думаешь, не вижу? Как только встал к станку, сразу стали следить… Особенно этот, нос кочерыжкой, мастер. Он так по пятам за мной и ходит. И вынюхивает, и вынюхивает! Как овчарка. И другие тоже. Ах так, думаю, ну подождите! И увел на глазах у мастера один комплект…— Назло, значит? — сказал я.— Такое удовольствие было смотреть на его харю… Готов меня с потрохами сожрать, а не пойман — не вор! А этот штанген-циркуль и микрометр я приголубил после душеспасительной беседы с начальником… Захотел расколоть меня. Про тюрягу стал толковать и еще про всякую муру.— Чего ты от меня хочешь? — спросил я.— Ты слушай… Когда старуха в автобусе, заметив на моей руке наколку, прячет кошелек в другой карман, мне смешно, но когда Мишка, сосед по цеху, запирает на замок какой-то вшивый инструмент, мне хочется дать ему в морду. И еще хочется всех их крыть самыми последними словами… Скажи, так до смерти и будут меня бояться? Будут все закрывать, прятать и коситься? Они ведь ждут, когда я украду… Мишка замыкал свой инструмент, а я гвоздем открыл его железный сундук… Я могу у них украсть нос между глаз — и не заметят.— Надо же, — сказал я.— Я этот инструмент не выносил из цеха… Я тебе тогда правду сказал.— Где же он?— Ты думаешь, Биндо мелкий жулик? И этот…— Красивенький, — подсказал я.— И Дима тоже думает. Не надо мне их инструмента…— Куда ты его спрятал?— У начальника в шкафу… Под трубками с чертежами. Помнишь, меня обрабатывали? Так ты сидел рядом с этим шкафом.— Дал бы тебе в рожу, да вот о чью-то башку палец вывихнул, — сказал я.— Ты дерни за палец, — посоветовал Володька.— Как теперь эту кашу расхлебать?— Расколюсь завтра перед начальником — и баста!— Обрадуй, — сказал я.— Диме не говори, — попросил Биндо. — Он какой-то чудной. Все близко к сердцу принимает.— Ты, брат, чудней, — сказал я.— Скучно мне, — сказал Володька. — Понимаешь, вот здесь пусто, — он похлопал себя по груди кулаком. — Эх, да ничего ты не понимаешь! Вот я на свободе, а бывает еще тошнее, чем в тюрьме… Почему это?— Теперь ты меня не поймешь, — сказал я. — Скучно тебе, потому что примитивно живешь, как одноклеточное существо. Микроб. Работа, выпивка, танцплощадка. Ты не танцуешь, тебе наплевать на танцы. Тебе нравится, что вокруг вьется эта шпана… Семеро на одного! Мы, помнится, так не дрались… Ты не дурак и отлично понимаешь, что не нужно тебе все это. Понимать-то понимаешь, а вот отойти от керосина, шпаны, старых привычек не хочется… И не вали на тюрьму. Не ты один сидел. Бывает, после нее умнеют, а бывает — не могут расстаться с ней, с тюрьмой… Тянет назад…— Слышал я эти речухи, — сказал Володька. — Не такие, как ты, краснобаи толкали их там. На словах-то оно все гладко…— Переходи в наш цех? — сказал я.Биндо удивленно уставился на меня.— В ваш?— Поменяемся: я в механический, а ты — в арматурный.— В одном цехе со мной не хочешь работать? — усмехнулся Володька.— Не в этом дело, — сказал я. — Хочешь, я поговорю, чтобы перевели к нам?— А ты в механический?— Я пошутил. Никуда я не уйду из арматурного.— Согласен, — помолчав, сказал Биндо.— Но предупреждаю… — начал было я, но Володька перебил:— Не нужно меня перевоспитывать. Меня уже столько раз перевоспитывали… И не такие молокососы, как ты, понял? Большие начальники перевоспитывали. Ты вкалывай сам по себе, а я сам по себе. И не надо меня никуда переводить, понял? Мне, может, противно на твою рожу смотреть, понял?— А ну тебя… — сказал я и зашагал домой. Заныло чуть выше виска. Сгоряча не почувствовал, а теперь только успевай считать синяки.— Не говори, Ястреб, ничего Диме, — сказал Володька вслед.Я не ответил. Уже у самого дома оглянулся: в ночи под большим деревом белела рубаха Володьки Биндо.Утром постучали в окно. Мы с Сашкой только что встали. Незнакомый мальчишка в огромной белой кепке положил на подоконник часы, сказав: «Ваши часики…» — и исчез.— Вот времена пошли, — удивился Шуруп. — Ничего потерять нельзя — тут же найдут и возвратят по местожительству…— Да, хорошие времена, — сказал я.Сашка, растирая волосатую грудь полотенцем, пристально разглядывал мое лицо.— Чего это у тебя на скуле? Подрался?— Вот еще выдумал, — сказал я, надевая чистую рубаху.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ — Читал статью Тихомирова? — спросил Карцев.Мы только что пообедали и сидели в заводском сквере под высоким тополем.Слышно было, как в красном уголке стучали в бильярд. Иногда тяжелый металлический шар падал на деревянный пол, и это почему-то вызывало громкий смех.Статью я читал. Вениамин написал в заводскую многотиражку о том, что наш арматурный цех усиленно готовится к ремонту новой техники — тепловозов. Рабочие проходят переподготовку без отрыва от производства. Дальше сказано, что завод скоро будет реконструироваться. И это ни в какой мере не должно отразиться на производственном плане. Проект пока уточняется, дорабатывается… Чей проект — Венька скромно умолчал. В пример другим была поставлена наша бригада. Сказано несколько хороших слов об Алексее Карцеве, конечно, о Диме. Свою фамилию я, разумеется, и искать не стал…Статья толковая, деловая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117