Хочешь, я в горком схожу, за тебя похлопочу?Шарапов заерзал на стуле, покраснел. Взял документ двумя пальцами и положил в папку. На меня он не смотрел. Было бы кстати, если бы вот сейчас зазвонил телефон, — Сергей с надеждой взглянул на аппарат, но тот молчал. Я с удовольствием смотрел на смущенную физиономию секретаря комитета, и помочь ему выпутаться из этого положения у меня не было никакого желания.
После разговора с Шараповым остался неприятный осадок. Знает, что на носу государственные экзамены, знает, что я уже был на целине, и все-таки уговаривает снова поехать. Вообще-то я заметил, что Сергею тоже этот разговор был неприятен. А Сеня Биркин? Откуда он узнал, что мне предложат ехать в Казахстан? Он наверняка об этом знал, когда навязывал водоотталкивающий дорожный плащ с капюшоном…Я спустился с виадука и увидел Ремнева. Он стоял боком ко мне и пил пиво. Нежаркое вечернее солнце заглядывало в кружку, и в белой пене блестели радужные прожилки.Мамонт увидел меня и улыбнулся.— Тебе девушки письма не пишут? — спросил он.— С какой стати?— Ты теперь знаменитость… Шутка ли — в «Огоньке» портрет поместили!Сегодня на заводе человек десять мне сообщили, что видели мой портрет и читали про меня в журнале. Мамонт одиннадцатый.— Еще две кружки! — потребовал Никанор Иванович.Он был в кожаной куртке, багровый. На земле стоял большой портфель, из которого торчал мокрый хвост березового веника. Мамонт только что из бани. Вид у него благодушный, на большом бугристом носу капли пота.— С легким паром, — немного запоздало сказал я.— Добре попарился… Баня — это великая штука, не то что ванна. Брызгайся как хочешь… До самой смерти буду ходить в баню. А в ванну меня и пирогом не заманишь… В ванне я чувствую себя как египетская мумия.Я представил эту мускулистую и волосатую тушу в маленькой ванне, какие теперь устанавливают в новых домах, и рассмеялся.— Ты чего? — спросил Никанор Иванович.— Я тоже не люблю ванну, — сказал я.Так уж моя жизнь сложилась, что в ванне ни разу не довелось помыться. Вот в деревянном корыте мылся. Мать возила его с собой в вагоне, это когда мы с мостопоездом мотались по белу свету. В общежитии тоже ванны нет, да она нам и не нужна. Представляю себе очередь в пятницу и субботу! А потом, я в ванну и не влезу. Как-то раз для смеха я забрался в ванну, которая стояла на строительной площадке, так мои ноги больше чем на полметра торчали наружу. Надетые одна на другую, ванны напоминали могильные холмики.В ваннах я не мылся, зато бань перевидел на своем веку всяких. Начиная от Сандуновских в Москве и кончая баней по-черному. В Сибири у лесника-старообрядца пришлось мне мыться в такой бане. Собственно, это и не баня, а обыкновенная русская печь с высоким черным сводом. Помоешься и попаришься, а вот когда начнешь вылезать, весь в саже испачкаешься.Мамонт пил пиво и вытирал большим наглаженным платком пот с красного лица. Мы говорили о разных пустяках, но иногда я ловил на себе его испытующий взгляд. Он смотрел на меня, будто прицеливался.— Как новый начальник? — спросил он.— Старается, — сказал я.— Не притесняет тебя?— Пускай попробует…— В цехе сборки новое оборудование установили, вот где сейчас размах… Не хочешь туда перейти?— Это ваша идея? — спросил я.Мамонт поставил недопитую кружку на мраморный столик и протянул буфетчице деньги.— И нравится вам портить друг другу кровь? — сказал он.— Только что Шарапов предлагал комсомольскую путевку в Казахстан, теперь вы уговариваете в другой цех… Почему я должен уйти из бригады, в которой проработал два года?— В какой еще Казахстан? — удивился Мамонт.— Так вот, Никанор Иванович, если даже вашим приказом меня переведут в другой цех, я не уйду из бригады. Если даже зарплату платить не будете — не уйду!— Чего ты кипятишься? Никто тебя силком никуда переводить не собирается…— Это не упрямство, Никанор Иванович, — сказал я. — Если кому-то показалось, что я стою у него поперек дороги, — значит, я должен уйти? Не пойму — откуда все это у него?— Я тебе объясню, — сказал Ремнев. — Вместе жили в общежитии, друзья-приятели… И вот он твой начальник. Наверное, думает, что ты будешь вести себя фамильярно с ним, а это в какой-то степени подрывает его авторитет перед рабочими…— Мы с ним толковали на эту тему.— Три дня прогулял…— Два, — сказал я.— Он, конечно, возмущается — дескать, Ястребов меня ни во что не ставит. И, ты знаешь, он прав.— Я ведь не нарочно, — сказал я.— Начальник цеха просит у бригадира рекомендацию в партию, а тот не дает… Это ты Карцева настроил?— У Карцева своя голова на плечах, — сказал я.— В общем, нашла коса на камень…Мне некуда было спешить, и я проводил Ремнева до дома.— Вчера был техсовет, — сказал он. — Принимали поправки к проекту Тихомирова… Крепкий он парень! Дрался до последнего… Я таких уважаю.— Приняли?— Будем строить дизельный, не останавливая производства… Доволен?— Это ваша работа, Никанор Иванович?— Ты думаешь, только мы с тобой умные? И другие инженеры выступили против. Надо отдать должное и Тихомирову: он подготовил интересный вариант, который и позволит начать строительство, не останавливая работу…— За это готов простить ему выговор, — сказал я.— Он тебе выговор закатал? — удивился Мамонт. — За что же?— За дело, — сказал я.— Прыткий у вас начальник!— Никанор Иванович, это вы Тихомирова рекомендовали к нам в цех? — спросил я.— А ты что, недоволен?— Под началом такого инженера одно удовольствие работать… — сказал я.— Почему не пришел ко мне и не рассказал? — спросил Мамонт.— О чем рассказывать-то?— И все же прошу тебя, заходи ко мне… Просто так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117