– Вполне.
– Отлично. Теперь дальше: в настоящее время правосудие отклонилось от своей задачи. Оно вершится не в общественных интересах, а в плане создания новой и якобы высшей этической системы, которую принято называть гуманитарной. И вот тут-то скрыто опасное заблуждение. Правосудие нельзя подменять гуманизмом.
– Но ведь идеи гуманности…
– Знаю, что вы хотите сказать, – не дал мне закончить Брут, – но эти идеи возникли во времена, когда бедняка отправляли на виселицу за кражу более чем двадцати пенсов – отсюда и процветала в Англии кража носовых платков! А теперь? Теперь от носовых платков незаметно докатились до человеческих жизней! Наша система плодит преступников, и ответственность за это – на судьях и адвокатах, обязанных своим благоденствием небывалому туману, который они напустили в залы суда. Оставьте в силе хоть треть из десяти заповедей, и большинство этих господ останется без работы. – Брут откинулся в кресле и, после короткой паузы, продолжал:
– Знаете, что меня больше всего поражает? Что люди, с ужасом отвергающие смертную казнь для убийцы, совершенно равнодушны к судьбе жертвы, даже когда эта жертва – ребенок. Два года назад один психопат изнасиловал и задушил восьмилетнюю девочку. Все действие длилось, как выяснило следствие, около трех часов. Представляете себе, – три часа агонии, какой и словами передать нельзя, потому что пережил ее не взрослый, а ребенок, не подготовленный и к малой доле таких мук. Ведь бедняжка умирала каждую секунду, тысячи раз успела умереть и потому муки тысяч людей – взрослых – ничто по сравнению с ее страданиями… Что с вами? Вы, кажется, побледнели? Я с трудом выдавил:
– Нет, ничего… я плохо спал ночь…
Брут внимательно посмотрел на меня, затем продолжал:
– Я был на слушании дела. И вот, когда прокурор упомянул в обвинительной речи о страданиях жертвы, защитник потребовал, чтобы это замечание было опущено в протоколе как недоказуемое. При этом из зала послышались возгласы одобрения и даже аплодисменты.
– И чем кончилось?
– Ему дали пятнадцать лет, с правом апеллировать через семь. Это произошло два года назад, так что через пять лет это чудовище вновь окажется на свободе.
Брут поднялся и, пройдясь по комнате, остановился передо мной.
– Вот и все, что я хотел вам сообщить на этот раз, – сказал он.
Я понял, что он чего-то недоговаривает.
– Что же, по-вашему, можно сделать? – спросил я.
Он усмехнулся:
– Я бы поставил вопрос иначе: что нужно сделать? Ответ: общество должно подняться на защиту своих интересов.
– Общество? – удивился я. – Никуда общество не поднимется. Оно – как стадо баранов; если кто и
' начинает думать, то рано или поздно сходит с ума! Брут рассмеялся.
– Вы, я вижу, пессимист! – сказал он. – Впрочем, вы правы. Я тоже не жду чудес от общества. Предпринять что-либо могут немногие.
– Что же именно?
– А вот об этом я бы и хотел, чтобы вы сами подумали! – Брут взглянул на часы. – Мне пора!
Мы простились возле лифта, условившись о новой встрече в недалеком будущем.


***

В понедельник Дорис не явилась на работу. Не приехала она и во вторник. Я был встревожен, мысль, что я перехватил, не оставляла меня. Я наблюдал за Эдом: знает ли он? Поначалу ничто не указывало на такой оборот дела. Зато во вторник у моего босса определенно появились симптомы нервозности. С утра он выглядел раздраженным. Несколько раз, проходя мимо его офиса, я замечал, как он, сидя у себя и отвернувшись к окну, вполголоса разговаривает с кем-то по телефону. Когда я столкнулся с ним в коридоре, Эд обдал меня странным вопрошающим взглядом, будто хотел прочесть что-то у меня в лице.
Теперь я был уверен, что объяснение состоялось и что она меня не выдала.

Дорис вернулась в среду. Целый день она безвыходно отсиживалась у себя, и, как я ни следил за ее офисом, мне ни разу не довелось ее увидеть. Одно только я успел заметить: штора на окне, еще вчера остававшаяся поднятой, теперь была опущена.
Развязка наступила раньше, чем я ожидал. В четверг утром ко мне ввалились Майк и Пит, предводительствуемые всеведущим Джо.
– Хотите услышать новость? – таинственно спросил последний.
– Какую?
– На этот раз хорошую: ваш любимец уходит!
– Какой любимец, что вы болтаете?
– Не кричите! Это пока секрет: Эд подает в отставку!
– Это так, Коротыш, – вмешался в разговор Майк, – мы это узнали из двух источников.
Неожиданно для себя я сказал:
– Ну и Бог с ним! Мне-то какое до него дело! Все трое удивленно уставились на меня. Затем
Пит махнул рукой:
– А, ну его! Идемте! – И вместе с Джо выкатился из офиса.
Майк остался; он молча мялся на месте.
– Садись! – коротко пригласил я. Он сел. Я взглянул на него и поразился нездоровому цвету его лица.
– Что с тобой, ты болен? Он молчал.
– Да говори же!
Майк вытянул ноги и, наклонив голову, посмотрел на меня поверх очков и сказал:
– Настроение собачье!
– С чего это?
– С чего? А вот послушай: помнишь, я тебе говорил, что получил счет от хирурга за операцию нашей малышки Джини – это когда она сломала себе ножку. Тысяча сто долларов! – за полтора часа работы! Ну, да ладно, с этим мы как-то примирились. А на днях старшую дочь повезли к дантисту – у нее два зуба вкривь растут, и нужно выправить. Для этого надевают на зубы специальный протез. Ты видал такие?
– Видал.
– И как думаешь, сколько это стоит?
– Долларов триста – четыреста?
Майк ударил кулаком по столу:
– И я так думал! Только где там! Подымай выше – тысяча восемьсот долларов, вот сколько!
– Так они с ума посходили! – искренне возмутился я.
– С ума посходили мы, потому что позволяем стричь себя, а те так очень даже в своем уме!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68