Пока я смотрел на него со спины, он казался мне человеком пожилым, даже старым. Сухощавый, плечи опущены, в морщинистой шее чувствовалось напряжение, как у вола, который терпеливо тянет куда-то свою повозку. Подъехав ближе, я увидел, что на нем изношенные штаны и грубая брезентовая куртка. Замызганный полупустой рюкзак болтался у него за плечами, словно незрелая, сбитая ветром груша. Я уже совсем проехал мимо, когда вдруг неожиданно для себя остановился. Раньше я часто брал в машину случайных попутчиков, но давно уже этого не делал — то ли стал равнодушнее, то ли просто обленился. Но тут все же затормозил. Колеса пробуксовали, однако снова я не придал этому никакого значения. Открыв дверцу, я посмотрел назад на старика. В сущности, стариком его назвать было нельзя — ему, наверно, не было и шестидесяти, хотя лицо действительно изборождено морщинами, с грубой, обветренной кожей, какая бывает у заядлых грибников, шатающихся по здешним лесам.Человек мимолетно взглянул на меня, но продолжал свой путь, очевидно, не предполагая, что я остановился ради него. У меня мелькнула мысль, что он совсем не промок, видно, успел где-то укрыться от дождя.— Садитесь, — сказал я. — Если, конечно, нам по пути…Он с сожалением взглянул на свои грязные ботинки.— Я вам тут наслежу…— Ничего, садитесь…Человек, явно колеблясь, подошел к машине. Я открыл заднюю дверцу, он сел, и опять я про себя отметил, что его просторная куртка почти сухая.— Спасибо, — сказал он негромко.Однако рюкзака не снял, может быть, опасался, что, когда выйдет из машины, забудет свои грибы. А может, вообще не привык ездить в машине…— Куда держите путь? — спросил я от нечего делать.Человек ответил не сразу:— Да так, иду просто… Куда ветер дует…Слова были простые, обычные, но голос его удивил меня. Такой хорошо поставленный, звучный голос мог принадлежать, скажем, бывшему учителю гимназии.— Вот и хорошо, — сказал я. — Я еду до Владо Тричкова…— Да, я знаю, — проговорил он. — У вас там дача.— Извините, может быть, мы с вами знакомы? У меня, к сожалению, неважная память на лица.— Нет, нет, вы меня не встречали, — ответил он. — А я однажды видел вас, вы стреляли из духового ружья…Я вспомнил об этом случае с досадой и странным ощущением вины. Действительно, года два назад я купил такое ружье для сына, но решил попробовать игрушку, и кончилось тем, что я перебил воробьев во всей округе.— Да, правда, — пробормотал я недовольно. — Словно бес в меня какой вселился…— Одна из страстей, которая исчезнет у людей в последнюю очередь, — обронил он негромко.— Какая страсть?— Да вот эта — убивать.Голос его прозвучал мягко, в нем не слышалось никакого упрека.— Ну, не все можно называть убийством, — возразил я обиженно. — Ведь это же охота.— Ну да, охота, — согласился он. — Но в конечном счете гибнет живое существо…Я обернулся и взглянул на него. Он показался мне усталым и грустным; сидел, рассеянно устремив взгляд куда-то сквозь стекло.— Вы случайно не вегетарианец? — задал я дурацкий вопрос.— Нет, — ответил он. — Не вижу в этом никакого смысла. Несколько лет назад, например, когда конь становился старым и не мог работать, его сдавали на бойню. И все же в стране было много лошадей. Теперь их сменили трактора… Что от этого выиграли лошади? Разумеется, ничего. Может быть, лет этак через двадцать кони останутся только в зоопарках…— К сожалению, это так, — подтвердил я.— Действительно, к сожалению… Блага, которые дает нам природа, оценить по достоинству бесконечно трудно.Было очень неожиданным и удивительным услышать подобные мысли от такого простоватого на вид человека. И мне показалось странным, что я до сих пор ничего о нем не знал и не слышал. Если он здешний, то не мог же он оставаться никем не замеченный. Во всяком случае, в нем было что-то загадочное.— Вы живете где-то поблизости?— Нет, не совсем, — ответил он уклончиво.— Мне подумалось, что вы шли от какого-то дома…— Почему?— Ваша одежда была почти сухой, когда я остановил машину.— Ах да, я и забыл, что вы интересуетесь криминалистикой, — ответил он шутливо.Это было уже чересчур! Я снова обернулся к нему, и наши взгляды скрестились. Ни у кого не встречал я столь проницательного и твердого взгляда.И вдруг что-то мелькнуло в этих глазах.— Осторожнее! — воскликнул он.Но в голосе его не слышалось испуга, и я не затормозил. Только в следующее мгновение стало ясно, что машину заносит. Я быстро повернулся, взглянул, что там впереди, но машина уже начала скользить вниз по длинному и крутому склону, который терялся где-то за поворотом. Теперь машина летела вниз, уже совершенно неуправляемая. Я даже не успел ничего предпринять. И ранее случалось мне впадать в полное оцепенение, как теперь; я просто бездумно держал руль и не ощущал ничего — ни ужаса, ни отчаяния. Осознавал только, что машина сорвалась и летит в пропасть.Именно летит — это, пожалуй, самое точное слово. Я помнил, что не успел даже зажмуриться в предчувствии страшного удара. И вдруг с изумлением заметил, что машина плавно, как птица, проносится над бездной, вместо того чтобы рухнуть вниз. Я только придерживал руль, машина развернулась сама, и колеса легко, почти без толчка, коснулись асфальта.С минуту я сидел словно в трансе. Первой моей мыслью было, что все это происходит во сне. Но нет, на сон не похоже. Я хорошо помню все, четко вижу мокрые листья и грязь на асфальте, ручеек, стекающий по изборожденному дождевыми потоками обрыву. Вижу птиц, усевшихся на телефонных проводах, совершенно ясно слышу пыхтенье паровоза, ползущего где-то в горах. Но яснее всего вижу бездну справа от себя, с ее резкой глубиной, мутную, взбаламученную бурей реку.
1 2 3 4 5 6