.. А Маргариту с мужем... Понимаешь, когда ты появился в нашем доме, я начала становится женщиной. Вера рассказывала, как ты любишь ее, какие слова говоришь, как стараешься предугадать ее желания... У меня никогда не было такого мужчины, у меня был только Юрий Борисович, довольный собой и живущий для себя... Всегда одинаковый, без чувственных вспышек, без мысли...
Я не знал, куда спрятать глаза. Теща объясняется в любви... А она смотрела на меня, она хотела взять мою руку и прижаться к ней губами... Она ждала ответного чувства... А мне хотелось оглушающего стакана спирта.
И, представьте, она догадалась. Бросилась к пеналу, достала с нижней полки склянку из под кетчупа, склянку, в которой металась так необходимая мне жидкость, налила в граненый стакан, устремилась к холодильнику за ветчиной и венгерскими маринованными огурчиками.
– С утра выпил – весь день свободен, – изрек я, выцедив полстакана. И захрустел огурцом.
– Может, запьешь? – спросила теща, показывая мне литровую пачку ананасового сока.
– Это барство, – махнул я рукой. – Ну, так за что вы Маргариту с Тамагочей терминировали?
– Вера рассказала мне о вашей коллективной встрече. Как ты распалился-разошелся, и как она осталась в стороне...
– Она вам все рассказывала? Обо всем, что происходило между нами и нашими знакомыми?
– Да... Все. Я всегда просила ее рассказывать буквально обо всем: о мельчайших деталях секса с тобой, какие позы предпочитаешь, что говоришь, как кричишь во время оргазма... Я знала о тебе все, знала, что весь диван в гостиной пропитан твоей спермой... И после того, как она рассказала, каким диким восторгом сияли твои глаза в тот момент, когда ты самозабвенно трахал Маргариту, я решила убить их...
– Только из-за этого? Вы страшный человек! Ведь ваша дочь сама все это устроила! Сама!
– Не только из-за этого. Вера рассчитывала, что групповой секс поможет ей отказаться от... от...
– От традиционного для нее секса... – продолжил я за тещу и неожиданно рассмеялся: спирт способствует улучшению настроения.
– Да, от традиционного для нее секса... И ты, вместо того, чтобы помочь ей в этом, рухнул на Маргариту.
Глаза Светланы Анатольевны намокли.
– Она вам не все рассказала... О той ночи у Маргариты... – не мог я не вложить своих перстов в ее раны.
– Может быть. Но ты зря усмехаешься... И я тебе еще не все рассказала. Самого главного...
– Об убийстве бабы Фроси и ее мужа?
– Не сколько об убийстве, сколько о том...
Теща не успела договорить: дверь из гостиной распахнулась, и на пороге мы увидели заспанную Наташу. Она бросилась к присевшей бабушке, обняла ее и, поглядывая на меня, стала рассказывать, что во сне видела Джека, грызущего косточку на крыше сарая. Светлана Анатольевна поцеловала внучку и повела ее переодеваться. Выходя из кухни, повернулась ко мне и сказала глухим голосом:
– Завтра утром в это время ты все узнаешь. Все. И ужаснешься. Это я тебе обещаю.

Глава 10. Чтобы я ужаснулся? – «Степной волк», веселая жирафа в окне, Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День и Та, Которая Не Ест Мяса.

Я не принял слов тещи близко к сердцу. Чтобы я ужаснулся? Разве может ужаснуться человек столько раз за последние полгода ужасавшийся?
Конечно, нет... Сначала узнать, что твоя любимая женушка – маньячка, потом – что и теща развлекается тем же.
А эти ужасающие сны?
А этот Харон?
И потом, разве можно ужаснуть человека, которого до самого хребта высушило соседство с этими существами, называющими себя людьми?
А Светлана Анатольевна поняла, что я нахожусь в критическом состоянии, и потому не стала передо мной мельтешить. Накормив Наташу, она сослалась на головную боль и убежала домой.
На улице было ветрено, и гулять мы не пошли. Порисовав и полепив зверей из пластилина Наташа, подсела ко мне, валявшемуся на диване со «Степным волком» Германа Гессе (теща напомнила, вот и нашлась сама по себе книжечка). Подвинувшись, я невозмутимо продолжал читать (пусть думает, что я занимаюсь серьезным делом):
«Если я иногда на этих страницах презираю людей и высмеиваю, то да не подумают, что я хочу свалить на них вину, обвинить их, взвалить на других ответственность за свою личную беду! Но я-то, я, зайдя так далеко и стоя на краю жизни, где она проваливается в бездонную темень...»
– Это взрослая книжка? – поинтересовалась дочь, отнимая у меня черный томик.
Она никогда со мной не церемонится. И мне это нравиться. Значит, я свой для нее человек.
– Как тебе сказать, – улыбнулся я, предвкушая все радости общения со своей не по годам развитой дочерью. – Очень трудно ответить. Вот ты маленькая или взрослая? С одной стороны ты маленькая, потому что многого не знаешь и слишком многому веришь. А с другой стороны – ты взрослая, потому что многое понимаешь, да и характер у тебя такой же, какой он будет у взрослой Наташи. Почти такой же, потому что слова «не слушай папу, он говорит одни глупости» сделают эту Наташу несколько другой...
– Ладно, ладно... Ты просто не доверяешь мне... А я знаю, что мамин муж, бабушкин...
Наташа замолчала, припоминая слово.
– Зять? – догадался я.
– Да, мамин муж и бабушкин зять иногда очень сильно отличаются от моего папы.
– Я тебя уважаю! Какая мощная взрослая мысль!
– Ну, прочитай что-нибудь из своей книжки... – заулыбалась похвале дочь. – Наугад прочитай.
Мы часто с ней гадаем по наугад раскрытым книжкам.
Я раскрыл книгу и начал читать:
– «Стоит мне немного пожить без радости и без боли, подышать вялой и пресной сносностью так называемых хороших дней, как ребяческая моя душа наполняется безнадежной тоской, и я швыряю заржавленную лиру благодарения в довольное лицо сонного бога довольства, и жар самой лютой боли милей мне, чем эта здоровая комнатная температура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104