Отдельно положи!
И обращаясь уже ко мне:
– Не люблю со сметаной. Весь вид портит, екэлэмэнэ. Борщ – он красивый, он так хорош. Машина нужна?
– Какая машина? – удивился я.
– Ну, не такая уж новая. Но в полном порядке. Жигуленок, "Четверка", кофе с молоком.
– Кофе с молоком? – удивился было я, но вспомнив запах нитрокраски, распространявшейся от Вани, снова взялся за кость.
– Так возьмешь? Недорого отдам.
– Не знаю даже... – протянул я, подняв вопрошающие глаза на сидевшего напротив Шуру.
– А что? Возьми... За грибами-ягодами будешь ездить... – сказал он тепло.
– А сколько просишь? – поинтересовался я у Вани.
– А сколько не жалко!
– Ну ладно, – согласился я и полез во внутренний карман куртки за бумажником. Шура внимательно смотрел на меня.
"Смотри, смотри, – подумал я. – Сейчас я тебе покажу перезомбированного по системе Станиславского".
И, вынув бумажник, я раскрыл его так, как будто бы только что нашел его под столом. Первым делом я вытащил свой паспорт раскрыл его и начал вглядываться в фотографию. Как бы что-то заподозрив, я сразу же поднял голову и недоуменно, перебегая глазами с одного лица на другое, стал смотреть на окружающих. Они молчали. Тогда я встал и подошел к зеркалу, висевшему на кухонной стене над умывальником. Посмотрев на себя с минуту, вернулся к столу с виноватой улыбкой деревенского дурачка, обнаружившего, что он сидит на лукошке с яйцами.
– Давно в зеркало не смотрел, – объяснил я свой поступок и, так и не сумев покраснеть, продолжил с интересом рассматривать содержимое своего бумажника.
– Смотри ты, у меня, оказывается и права водительские есть, – пробормотал я вслух.
– Поддельные... – сказал Елкин и отвернулся, не выдержав моего вопрошающего взгляда.
"Ну, ну, – подумал я. – Он и впрямь на ходу подметки срезает. Вот только когда он успел мой бумажник изучить?"
– Доллары зато настоящие, – сказал я, протягивая ему полтинник. – Хватит?
– Хватит! – ответил Елкин. – Тачку во дворе возьмешь. Я ее перекрасил и перебрал, Теперь как новая, что надо.
И, отказавшись от второго (кабаньих отбивных с кровью), вышел из столовой.
– Мог бы и шишек еловых ему дать, – с укоризной сказал Шура, когда за Ваней закрылась дверь. – Балуешь нашего Ваню.
– Тут ельников в округе нет. Километров на двадцать нет, – ответил я и осекся. И, испуганно взглянув в глаза Шуры, путано продолжил:
– Откуда я это знаю, я не знаю, но мне кажется, что я точно это знаю. Договорился бы на шишки и попух...
– Не бойся, память к тебе вернется почти вся, – мягко улыбнулся Шура. Ты только не притворяйся... Мы тут люди тертые и любой диагноз на лету определяем...

* * *

После того, как я уговорил несколько чашек крепкого чая с вареньем из жимолости и домашними ирисками, Шура отвел меня в ванную комнату, а после нее – в хрустальную спальную.
– Ты ее, Инессу, не обижай! – сказал он, уходя. – А то она заволнуется и может глупостей с твоим организмом наделать. А зачем нам с тобой глупости?
И, потушив верхний свет, вышел.
Я постоял немного у двери пытаясь сообразить, что это такое может сотворить с моим организмом Инесса. Решив, наконец, что глупости молодой симпатичной женщины будут наверняка приятными и даже, может быть, очень приятными, я не торопясь разделся, лег под услужливое одеяло и уставился в люстру. Ее подрагивающие хрусталики загадочно сверкали в боковом свете бра. Я потянул к ним руку и чуть качнул их. Они приятно зазвенели. Я тронул их вновь и прикрыл глаза, наслаждаясь сказочной музыкой.
"А я ведь совсем забыл, зачем приехал в этот сумасшедший дом, – подумал я, когда в спальне вновь воцарилась тишина. – Доллары, доллары... Зачем они здесь в этой компании? "Размяк характер, все мне нравиться", как сказал Маяковский... А девушка... Она ничего... Интересно, ведь я никогда не спал со шлюхами... Врешь, спал... И не с одной. Правда, это выяснялось позже... А Инка... Если у нее такой оригинальный бред, то она, наверняка, переспала с тысячью мужиков... И сегодня ночью я стану полноправным членом этой несметной семьи. Переспав с ней, я как бы пересплю со всем человечеством... Нет, не пересплю, а внесу свою лепту в живительную копилку Инессы И если она получит то, чего хочет, то этот сын действительно будет сыном человечества."
Я уже почти спал, когда Инесса легла ко мне. Ее легкое белое тело придвинулось к моему и обдало меня своим жаром.
– Ты поспи немного, отдохни. Тогда лучше получится... – прошептала она мне в ухо.
– Да я в общем-то и не устал... – ответил я, поворачиваясь к ней лицом. – Вы меня по атому растащили, а Смоктуновский их собрал, да так ладно... Как новый я сейчас.
– Ты не обижайся и меня не бойся, я хорошая. И тебе хорошо со мной будет. Только ты полюби меня. Ребенок мой должен в любви родиться...
– Расскажи мне о себе, – попросил я, рассматривая нежное лицо Инессы, ее белую лебединую шейку, обрамленную простой хлопчатобумажной ночной рубашкой.
– Не хочу... – прошептала она и, на секунду закрыв глаза, нырнула в свое прошлое. – Не было у меня ничего хорошего и я все забыла. У меня нет сил на прошедшую жизнь, я должна о другом думать...
– О чем?
– О нем. Знаешь, мне сейчас показалось, что он уже чуть-чуть родился. От тех мужчин, с которыми я была до тебя. Он уже здесь, я нутром чувствую... И так приятно мне. Ты ему поможешь родиться? Поможешь, да?
– Знаешь, чтобы ребенок в любви родился, надо любовью заниматься, а не разговорами... Я хотел сказать, что, может быть, приступим? Меня к этому тянет неодолимо. Ты такая красивая...
– Не говори об этом. Расскажи лучше о себе.
– А что рассказывать? Несколько раз был женат, но каждый раз через год-два чувство возникало чувство – а правильно ли все это, туда ли я иду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81