Те, кто находился впереди, чья задача была проста – сделать проходы в фалангах геян, не могли не понимать, что идут на верную смерть от копья или стрелы. Но казалось, слово «смерть» им неведомо. Казалось, они озабочены только одним: как удержать идеально ровный строй на усеянном камнями пространстве. Развевавшиеся на ветру алые плащи и разноцветные перья, сверкавшие на солнце металлические детали амуниции, ритм, который аргуны отбивали для самих себя ударами мечей о щиты, – все это могло поколебать стойкость кого угодно, но только не людей Эриксона.
Они сошлись со звуком, который, наверное, издает лавина, сходящая с горы в самый триумфальный миг своего сокрушительного скольжения к подножию.
Тысячи щитов разом ударились о тысячи вражеских щитов. Тысячи глоток изрыгнули одновременно слова проклятий, а которых потонули крики первых убитых и раненых. Землю накрыла густая тень, отброшенная бесчисленным количеством стрел, взметнувшихся с обеих сторон в небо…
Эриксон стоял на возвышении в нескольких десятках метров от своего арьергарда и хмуро наблюдал за ходом сражения. Иногда он снимал шлем, украшенный перьями, и надевал другой – десантный и вдруг словно оказывался в самой гуще дерущихся: крепкий запах пота, сладковатый запах крови, перекошенные яростью лица, мелькавшие перед глазами руки с почерневшим от крови оружием.
В поле его зрения случайно попал главный мусорщик Семен Выпивайко. Он обрушивал меч на головы воинов в белых и голубых туниках и вновь и вновь повторял растянутую на два, по количеству слов, удара фразу:
– Будет… чисто… Будет… чисто…
Пол видел, как впилась ему в шею стрела. Выпивайко резким движением выдернул ее и рухнул на землю…
Капитан ничем не мог помочь ему. Как не мог помочь уже тысячам убитых и раненых, стоны которых превратились в сплошной гул, прорывавшийся сквозь звон нашедших друг друга мечей.
Пол душой рвался туда, где шла сеча, где решалась судьба Атлантеи, где погибали его – ЕГО! – люди. Но он руководил сражением, а потому оставался на месте, стараясь не пропустить момент, когда нужно подать сигнал Полонскому и Жану Браге: ударить по аргунам с той стороны, откуда удара они никак не ждут.
И такой момент настал. Люди Чаминга смяли фалангистов и были встречены тяжелой пехотой, которая держалась очень неплохо, настолько неплохо, что Чаминг вынужден был ввести в бой новые силы, создав вдруг в центре численное превосходство.
Белые туники врубились в ряды алых и стали теснить их. Пол, с десантным шлемом на голове, видел, что на одного геянина приходится по три аргуна. Медлить было опасно. Еще немного, и алые могли дрогнуть, перестать действовать согласованно и тогда исход сражения был бы предрешен.
Эриксон инициировал связь с Полонским.
– Пора, Александр! – коротко сказал он.
Взгляд капитана был направлен на скалу в тылу аргунов, на то место, где прямо из камня росло чахлое деревце. После команды «пора!» вдруг, словно ниоткуда, рядом со скалой, паря в воздухе чуть выше человеческого роста, появилась громада резервного модуля. Мгновенно открылись причальные ворота, и вниз, сразу по нескольку десятков человек, посыпались геяне. Они быстро строились в короткие цепи и тут же бросались в бой.
Это и была домашняя заготовка капитана. Ночью по его приказу от «Геи» отстыковался резервный модуль, который сразу спрятался в гравитационный тайник, став невидимым; и так, невидимым, модель продрейфовал к месту, которое предназначил для него Эриксон.
Появление свежих геян, да еще в тылу, было для Чаминга полной неожиданностью. В причальные ворота полетели тучи стрел, но было уже поздно: весь десант высадился, а резервный модуль взмыл на несколько десятков метров вверх и завис неподвижно.
Теперь алые туники врубились в ряды белых и голубых, и центром сражения стал многочисленный обоз аргунов, стоявший заслоном у кромки загроможденной камнями территории, на которой разворачивались все основные события битвы. Из повозок бросились врассыпную женщины. Эриксону вдруг показалось, что он узнал одну из них…
Она или нет?… Что, если она?…
Капитану стоило больших трудов вновь переключить свое внимание на главное – на сражение.
Обоз аргунов прикрывал небольшой отряд лучников, не очень уверенно владевших клинками. Люди Полонского тут же расправились с ними, но вынуждены были отступить на камни – по ним ударила аргунская конница, остававшаяся до этого момента незадействованной. Конница хотела развить успех, смело, без приказа пошла вперед, но остановилась: с десяток лошадей переломали себе ноги, и воздух, помимо звона клинков, криков живых и раненых, наполнило еще жалобное ржание.
Чтобы как-то исправить свое пошатнувшееся положение, Чаминг приказал всадникам спешиться и вступить в бой – всадники были последним резервом аргунов. Но это позволило только уравнять силы. Настал решающий момент всего сражения. Пришел черед действовать Жану и его людям.
– Жан! – сохраняя спокойствие, сказал капитан. – Давай!
Из резервного модуля, продолжавшего висеть высоко над землей, во главе с Жаном вылетели одновременно несколько сот десантников в тяжелых скафандрах. Все они были вооружены луками.
Десантники по двадцать человек пикировали вниз, делали «залп», взмывали вверх, и тут же вниз устремлялась другая двадцатка. Отстрелявшие лучники быстро получали новые стрелы прямо из «поля» и вновь были готовы к атаке.
Аргуны не дрогнули, нет. Но они начали нести ощутимые потери. У тяжелой пехоты геян словно открылось второе дыхание, она стала теснить пехоту аргунов. Казалось, еще один нажим, еще чуть-чуть – и Чаминг побежит…
Но этого не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133