Подумалось лишь о Наде: как-то теперь ей? Хорошо, что хоть оставленная родителями квартира в Москве вытащила их из уральской глухомани.
И вот долгожданная встреча. Хотя что в ней долгожданного? Кому она нужна? Ивану, чтобы еще раз почувствовать свое уязвленное самолюбие? Наде, которая тоже волей-неволей начнет сравнивать и обнаруживать множество минусов для себя? А ему самому? Нужна ли эта встреча ему, Борису Соломатину? Почему уже сейчас чувство вины бередит душу? И за что?
Задумавшись, Борис не заметил, как доехал до «Филей». Но к суворовскому не пошел. Что это даст? Никто и ничто его там не ждет, прошли сотни лет, как он закончил его. Эпоха. Это и было-то в другой стране…
– Что-то сомневаться много стал, – вдруг вслух подумал Борис и в первую очередь назло себе все же пошел вдоль забора к училищу.
И зря пошел. Вывески у ворот не оказалось, сами ворота были распахнуты, из них выезжали на иномарках коммерсанты. И никакого намека, что здесь есть хоть один суворовец. Зато рядом с забором сидел на пеньке бомж неопределенного возраста и, вывернув босую ногу, рассматривал кровоточащую ступню.
– Если бы здесь был глаз, точно бы вытек, – многозначительно произнес он. Посмотрел на Бориса, приглашая его к разговору, но что с ним было связываться?
– Извините, здесь было суворовское училище, – обратился Соломатин к проходившей мимо старушке. Вот старушки – они уж точно все знают.
– Уехали наши мальчики, перевели их куда-то на окраину Москвы, – обрадовавшись, что может остановиться и передохнуть, сообщила та. – А тут, говорят, теперь коммерсанты будут заправлять. Ездиют вон. А вы ищете кого?
Да, он ищет. Ищет то, чего теперь никогда не найти. Детство. Успокоение. Родину, в которой родился. Ищет свое желание служить. Надю… Он много чего ищет. Но даже суворовское переехало и, конечно, не в центр, а на окраину. «Если бы здесь был глаз, точно бы вытек»…

10

Собравшиеся за столом ждали первого тоста. Его мог произнести только Василий Васильевич – тучный, медлительный и одновременно властный и жесткий даже во взгляде сорокалетний мужчина. Словом, это был вовсе не тот распаренный жарой в бассейне толстяк, выгадывающий свои интересы у подводных пловцов. Сегодня он был хозяином, ему нравилось им быть, и это всячески подчеркивалось. Так радуются власти те, кто под кем-то ходит, но в редкую минуту самостоятельных действий мнит себя великим стратегом.
Он и сейчас якобы о чем-то размышлял, покуривая у открытого окна, и из троих гостей никто не мог осмелиться напомнить об ужине. Каждый будто был занят самим собой, не желая нарушать тишину гостиничного номера.
– Я думаю, пора поднять и первую рюмку, – наконец соизволил очнуться хозяин, хотя, наверное, уже все прекрасно понимали, что он выдерживает паузу, подчеркивая свою и только свою значимость. Тем более, что, сказав об ужине, он не то что не сдвинулся с места, но даже не поменял позы.
Но он все равно не ошибся в выборе манеры: двое из присутствующих бросились разливать спиртное, раскладывать по тарелкам салаты и бутерброды. Услужливость, похоже, претила им самим своей постыдной откровенностью, но, поскольку этим занимались вдвоем, то вроде как бы выходило, что все естественно и закономерно.
Третий посетитель, пощипывая небольшие усики, остался сидеть, что выдавало в нем если не значимого, то уважаемого гостя.
Василий Васильевич затянулся в последний раз, небрежно бросил окурок в открытое окно. Издали оглядел сервировку стола.
– Прошу. – Один из обслуги повел рукой, что могло означать как приглашение к столу и просьбу оценить сделанное, так и, на всякий случай, извинение: вдруг что не так.
Василий Васильевич наконец стронулся с места, тяжело опустился в кресло. Издали, из-за живота, еще раз посмотрел на стол.
– Гостя нашего не обидели? – поинтересовался он, прекрасно видя, что перед тем навалена гора продуктов и выставлена батарея бутылок.
Но и на этот раз обслуживавшие с уважением отнеслись к словам хозяина: на сантиметр, но подвинули ближе к гостю салатницы и бутерброды.
– Подняли, – пригласил Василий Васильевич, дотягиваясь к своей рюмке. – За нас с вами и хрен с ними! – неожиданно грубо опустился он до фамильярности в общении. – И прости господи.
Не успели закусить, как он вновь приказал:
– Между первой и второй не должна пролететь пуля.
Сам, однако, пить не стал, только пригубил, зорко и властно посмотрев на остальных. Дав время взять по бутерброду, вновь приказным тоном попросил помощников:
– Прогуляйтесь минут двадцать по свежему воздуху. Говорят, полезно.
Унося недоеденные бутерброды, те поспешно исчезли за дверью. Проводив их взглядом, Василий Васильевич скосил глаза на оставшегося в кресле гостя. Тот, весь вечер демонстративно подчеркивавший свою независимость, и на этот раз спокойно разбирался в своей тарелке с салатом. Весь вид его продолжал говорить: я не ваш, угождать не буду. Я вам нужен, а не вы мне.
Хозяин номера понял эту манеру, но, если бы и хотел, возразить не смог бы: да, оперативный работник налоговой полиции нужен именно ему. Нужен как воздух.
– А теперь давайте выпьем, – предложил Василий Васильевич, сам наполняя рюмки и тем давая понять, что те, которые скрылись за дверью, хоть и свои, но мелкая сошка, способная только подавать и прислуживать. А дела будут решать они.
– Нет возражений, – поднял рюмку и оперативник. Но тоже не стал пить, а лишь пригубил ее: я, дескать, не только знаю себе цену, но и во всем чувствую меру.
Кажется, это одновременно вызвало как легкое недовольство Василия Васильевича, так и такую же долю его удовлетворения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93