– Мне тоже задавали, – мало веря в затею, махнул рукой Борис.
– Ну тогда давай вообще ничего не делать! – впервые не выдержал Черевач. – Скажем, что лабуда все это, фигли-мигли. И садись лет на пять-десять в отдельную квартиру с видом на парашу.
– Химичишь ты что-то.
– Как будто они не химичат, – вполне резонно ответил тот.
– Слушай, а ты знаешь, что суворовское переехало? – снимая напряжение, вспомнил Борис.
– Знаю, – грустно отозвался Иван. – Как-то оказался рядом, подъехал побродить, а бродить-то и не перед чем… Ладно, не от нас это зависело. А то, что зависит от нас, мы сделаем добротно и красиво.

Красиво подъехали на автомобилях охранники Буслаева. Негромкими сигналами заставляя расступаться возвращающийся с пляжа люд, по тротуару подъехали к павильончику, под крышей которого жарили шашлык два представителя от вездесущих кавказцев. По одному виду прибывших поняв ситуацию, они тут же затушили угли, сгребли в охапку шампуры и убрались восвояси: слишком явен был настрой на разборку. А в чужие споры не хотят втягиваться даже грузины: разборки навара не дают. А где нет денег, там нет и кавказцев.
Прибывшие демонстративно попинали, потрясли два захудалых ларечка, притулившихся к павильону. Двое из буслаевцев, словно сгоняя с насиженных мест кур, отправляли подальше тех, кто еще ничего не понял и продолжал лежать на песочке. Сам Буслаев наблюдал за происходящим из машины, в которой для комфорта и прохлады отворил обе дверцы. Могли и любили шикануть перед другими «новые русские», не обращая внимания на осуждающие взгляды.
Долго и без дела сидеть на указанном месте Соломатин не смог. Осторожно вошел в воду. Тихо, без всплесков, поплыл к месту встречи. Второй раз приходится переплывать озеро, и снова не ради своего удовольствия или даже спортивного интереса.
От воды происходящие события отслеживались трудно, и он доплыл до того места, где уже нащупывалось дно и можно было стоять. К этому времени навстречу гостям уже вышли охранники Черевача. Выгадывая каждый для себя удобную позицию, поперемещались. Но пока не было старших, явных действий не предпринимали. А Черевач что-то выгадывал, выжидал, не появлялся. Хорошо, что вода под вечер всегда кажется чуть теплее и сидеть в ней, не высовываясь, одно удовольствие. К тому же из воды не выгоняли, занимались только «курами» на берегу…
Наконец показался Иван. Подчеркнуто не обращая внимания на приехавших, указал подчиненным на выстроившиеся «елочкой» машины – убрать. Проходя мимо ларька, отстранил с дороги одного из буслаевцев и тоже обернулся к своим: а этот чего здесь делает?
Это послужило как бы командой схватиться за оружие, и руки всех без исключения собравшихся в противостоянии исчезли или под полами пиджаков, или в карманах брюк. Один Черевач продолжал размахивать руками – и не «курочек» отпугивал, а выдворял вон пришельцев. Грубо. Презрительно. Явно нарываясь.
Вылез из своего наблюдательного пункта Буслаев. Пока он шел к Черевачу, Соломатин попытался высмотреть тех, кто находился в электричке. Было далековато, и он, приседая в воде, стал подбираться ближе к берегу.
Приближался к Ивану и Буслаев. В неизменном своем малиновом пиджаке, с сигаретой во рту, он являл собой восклицательный знак, который своим присутствием поставит на всем этом недоразумении добротное окончание. За пистолеты хватается шушера, а начальство потому и умнее, что их оружие – это самоличное появление в нужное время в нужный момент.
Однако Черевач не признал таких правил и авторитетов. Лишь только малиновое пятно приблизилось к нему на расстояние разговора, он отвернулся и отошел в сторону. Наглости и выдержки в этот момент, конечно, ему было не занимать, и Борису стоило подумать, насколько он все-таки иждивенец. Скорее всего тут ни Надя, ни он сам, Борис Соломатин, не правы: когда захочется, Иван умеет делать что-то и сам.
На этот раз оскорбление достигло нужной точки. Буслаев развернулся, вскинул руки, словно дирижер, приглашающий встать оркестр для приветствия, и вся приехавшая с ним братия дернулась. Но именно только дернулась, потому что из ларьков, которые только что пинались, из толпы «курочек», которых отгоняли, просто из-за деревьев вышло ровно в два раза больше народа. И уже с оружием в руках, нацеленным на прибывших. Да еще, по всей тактике ближнего боя, блокировав машины и отсекая гостей от защиты и возможности ретироваться.
Кто-то из буслаевцев, не выдержав и не рассчитав силы, выхватил пистолет, но раздалось сразу несколько выстрелов вверх. Стреляли люди Черевача – Борис прекрасно видел это со стороны.
Отдыхающие на пляже завизжали и, хватая одежду, бросились врассыпную. И только Борис, как поплавок, продолжал покачиваться среди легкой ряби озера. Черевач наверняка предусмотрел и нервозность приехавших, и даже выстрелы в воздух, раз они раздались в его группе. Конечно, вон он подносит ко рту мобильный телефон, что-то сообщает, и в самом Востряково тут же завыла милицейская сирена. Эскорт, похлеще только что прибывшего, ровной мигающей стрелой вылетел из центральной улицы прямо к озеру, обогнул его по дамбе и уперся в шашлычницу.
Видя, что среди подчиненных Ивана немало тех, кто был в плавках и блокировал Буслаева со стороны пляжа, Соломатин вылез из воды, затесался среди них. Милиция, вся в бронежилетах и с автоматами, окружила всех, и только тогда Черевач, достав из кармана какую-то бумажку, подошел к старшему:
– Вооруженное нападение на охраняемый объект.
Борис, не сдержавшись, прыснул. Это нужно было придумать: за сутки до встречи найти на пляже две будки, их хозяина, заключить с ним договор на охрану и ждать гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93