Чачину недавно позвонил полковник Соболев и уточнил задание. Есть три человека – он назвал их, указав имена и возраст: Иван Сергеевич Ермаков, сорока пяти лет, Шелест Яков Ильич, двадцати девяти, и Челидзе Георгий Юстинович, которому уже перевалило за тридцать. Все трое – члены Общества филателистов, и все как-то связаны с Ягодкиным. Задача, как сформулировал ее Соболев, установить характер этих связей. Лучше всего для этого личное общение, но в крайнем случае пригодится информация и от других лиц, если таковые найдутся. Основная цель остается прежней: искать подходы к Ягодкину, возможность знакомства с ним и, если удастся, проникнуть в окружающую его компанию. Если будут интересоваться, где Чачин работает, следует отвечать, не вдаваясь в подробности, что служит, мол, секретарем у одного профессора из «почтового ящика». На придирчивые вопросы можно назвать и профессора. Это Никонов Иван Константинович, он депутат Верховного Совета СССР. К его работе в научно-исследовательском институте не имею никакого отношения, даже названия института не знаю, но охотно использовал возможность стать его секретарем в делах, связанных с депутатской деятельностью. Академик уже предупрежден, и на любой проверяющий звонок в его депутатскую канцелярию ответят, что такой-то Чачин действительно работает депутатским секретарем академика и сейчас находится в очередном отпуске. Вот тут и есть смысл прихвастнуть, что после отпуска шеф якобы обещал ему устроить туристскую поездку за границу.
Что увлекало Чачина в этом задании? Оперативная самостоятельность, возможность импровизации и поиска собственного решения в любой непредвиденной ситуации и – не исключено, – риск, риск, риск.
Чачин знал, куда идти. По Калининскому проспекту через Арбатскую площадь к колоннам Ленинской библиотеки, где на втором этаже в двух больших залах была развернута выставка лучших советских коллекций марок. Там нашлось место и для чачинского картона с полной серией, посвященной спасению челюскинцев, с портретами первых Героев Советского Союза, с марками, выпущенными в честь перелетов Чкалова и Громова из Москвы через полюс в Соединенные Штаты. А начинали картон несколько дореволюционных земских марок, считающихся особенно ценными у филателистов-любителей. Чачин не стремился лицезреть коллекцию, он видал и перевидал ее за время многократных посещений выставки и очень жалел, что задание полковника Соболева было получено почти накануне ее закрытия, а не перед вернисажем, где он сразу же встретил бы всех московских любителей почтовой марки и, вероятно, даже самого Ягодкина.
Ягодкин собирал все связанное с полярной темой, начиная с первых исследований Арктики и Антарктики, с экспедиций Пири и Нансена, Амундсена и Нобиле. Собирал он и почтовые штемпеля русского севера, и образцы полярной авиапочты. Имелся у него и знаменитый папанинский блок, посвященный советской дрейфующей станции «Северный полюс». Блока этого у Чачина не было, и он с удовольствием выменял бы его у Ягодкина: у такого коллекционера наверняка имелись и дубликаты. «Вот и подходящий случай для знакомства, – думал Чачин, – а если повезет, то и для дальнейшего общения, даже если обмена не будет».
Посетителей на выставке было мало, знакомых среди них Чачин не нашел, но внизу в курилке сразу же встретил двоих с кляссерами – Верховенского и Находкина.
Особого восторга коллеги не проявили, но поздоровались по-дружески.
– Тыщу лет! Где пропадал?
– В Москве. Где ж еще.
– И пустой пришел. Ничего нет для обмена?
– Он на свою коллекцию полюбоваться пришел.
– Моя коллекция висела и висит. Я на другие любуюсь. Мне папанинский блок покоя не дает. У вас нет случайно?
– Чего нет, того нет.
– У Ягодкина под стеклом красуется, – вздохнул Чачин. – Может, и дубликат есть. Сменять бы!
– Нашел у кого. Корифеи с нашим братом не меняются. Он свои марочки по заграницам ищет. Привозят ему.
– Пижоны, – сказал Чачин. – Какой любитель, если он настоящий, а не пижон, будет для чужого стараться? Я через месяц-другой поеду, так прежде всего для себя поищу что получше.
– Куда поедешь?
– В Стокгольм или в Западную Германию.
– Лихо! В командировку?
– Профессор путевку обещал.
Удивление в глазах обоих собеседников.
– Какой профессор?
– Я его секретарем работаю.
– Только тебе-то за границу зачем? Ты же русские марки собираешь.
– А для обмена?
– Тебя надо с Яшкой Шелестом познакомить. У него для обмена михельсоновский кляссер.
– Какой кляссер? – не понял Чачин.
– Есть такой здоровенный том. Михельсон: «Русская мысль и речь». Такой же толстенный кляссер у Шелеста. По всей Европе марок набрал.
– Только Шелест сейчас в одесском порту сидит. Ему со всего Средиземноморья марки везут, – сказал Находкин.
Чачин умышленно не проявил интереса к Шелесту.
– Если найду что-нибудь стоящее в поездке, сам подыщу, с кем махнуться.
– Его бы с Жоркой свести, – предложил Верховенский. – У него нюх на туристов в капстраны. Знаешь Жорку Челидзе?
– Не знаю, – сказал Чачин, насторожившись: в первый же день повезло.
– Да ты его, наверно, сто раз видел. Этакий Томин из «Знатоков». Его даже гаишники не штрафуют – так похож.
– А где ж я его найду?
– Угостишь пивом в Цепекио – сведем. Он днем всегда там торчит.
В пивном баре Центрального парка культуры и отдыха было, как всегда, людно. Но свободный столик нашелся. Именно там и сидел похожий на артиста Каневского невысокий плотный грузин.
– Знакомьтесь, – сказал Находкин. – Жора Челидзе – Сережка Чачин. Коллеги-марочники.
– Гоги, – поправил его Челидзе, – хотя меня все здесь почему-то Жорой зовут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43