Разведчик, как шахматист, не вспоминает уже сделанных ходов, а рассчитывает варианты дальнейших. Я и рассчитывал, уже мысленно шифруя лазерограмму Дибитцу о выполнении задания.
Но Рода, должно быть, неотступно преследовала мысль о погибших преследователях.
– Бросьте вы об этом, – прервал я его, – еще сорок минут, и мы дома.
– Ты дома, а мы? – сказал Айк.
И снова застрекотал зуммер видео. Я даже обомлел. Откуда?
– Кто говорит? – спросил я.
– Включите экран, – услышали мы чей-то приказ.
– Подожди, не включай, – шепнул Айк. – Вдруг это Лоусон?
– Лоусон далеко, а кругом пустыня. Включаю, – решил я.
На экране в незнакомом военном мундире возник человек лет тридцати у пульта с клавишами.
– Говорит пограничная служба Свободной зоны. Сектор второй. Кто вы и откуда?
– Соедините меня с начальником службы безопасности, – потребовал я. – Уполномочен доложить только ему.
– Не вижу оснований для переключения.
– Сообщите, что говорит Даблью-си.
Человек подумал немного и сказал с плохо скрытым недовольством:
– Хорошо. Переключаю.
Начальник службы безопасности, тоже в мундире, оказался лет на десять старше передавшего вызов пограничника.
– Кто из вас Даблью-си? – спросил он с экрана.
– Я.
– А остальные двое?
– Рабочие рудников Лоусона. Поскольку оба в скафандрах, отличить их нельзя. Помогали мне в исполнении приказа Центра и просят политического убежища в нашей зоне.
– Что можете сообщить дополнительно?
– Со мной брусок «икс-металла», добываемого на рудниках Лоусона. Брусок окрашен в золотой цвет, но это не золото. Металл сильно излучает, и касаться его или находиться поблизости можно только в скафандрах с антирадиационной пропиткой. Если таковых нет, изолируйте электроль до отправки бруска на Планету. И еще одно… – Я помялся.
– Говорите. Нас никто не слушает.
– Надо срочно передать лазерограмму на Планету. Я продиктую ее сейчас в зашифрованном виде.
И я продиктовал длинный ряд колонок с пятизначными цифрами.
– Будет сделано, – сказал начальник службы безопасности. – Скафандры у нас есть, брусок выгрузим и изолируем до отправки. Если поручитесь за ваших спутников, можете передать им, что после необходимой проверки право убежища будет им предоставлено.
Когда экран отключился, Айк спросил:
– Ты говорил о нас. Что он ответил?
– Что вам обоим будет и кров и работа.
На горизонте показался сверкающий на солнце, как гигантский алмаз, прозрачный купол большого города.
– Это их город? – взволнованно спросил Айк.
– Это больше, чем город, – сказал я. – Это свобода.

Глава 25


в которой Лайк убеждается, что его профессия еще нужна

Световой сигнал на двери приглашает войти.
Я медлю, оценивая ситуацию. Вторая Планета позади, Айк и Род посланы на курсы механиков, мой брусок и документация – микрозаписи и микросъемки – ушли на Планету на два месяца раньше меня. А я вынужден был отлеживаться в госпитале, избавляясь от остаточной радиации, которая все-таки доконала меня, должно быть из-за плохой пропитки скафандра.
И вот я прибыл домой, как говорится, к шапочному разбору. Что же я узнаю, прочту или услышу? Отворяю дверь и вхожу в кабинет, в котором неоднократно бывал. За последнее время события нагромождались кучно и вразбивку, создавая мелодию суетливой, напряженной, путаной, тревожной и радостной жизни, где все служило победе, на которую «был запрограммирован хитроумный и удачливый Чабби Лайк.
За столом сидел тот же Дибитц, может быть, в той же поношенной замшевой куртке, и высокий белый лоб его так же морщился над умными глазами, которые могли заморозить или согреть. Тот же Дибитц, придумавший Чабби Лайка, вдохнувший в него жизнь и бросивший ее в океанские и космические дали, как ракету, не промахнувшуюся до цели. Только вены на руках его чуть-чуть набухли да поредели, пожалуй, прядки в каштановом хохолке на лбу.
– И ты не помолодел, мальчик, – сказал он, привстав и подвинув кресло вплотную к столу.
– Вы научились уже и мысли читать, – откликнулся я.
– Нетрудно. Ты взглянул на мои руки и волосы – они первыми свидетельствуют об утраченной молодости. Здоров?
– Уже.
– Могу поздравить тебя с возвращением и победой. Правда, пока еще подспудно, втайне, для окружающих ты по-прежнему Чабби Лайк.
– Чабби Лайк умер.
Дибитц вздохнул:
– И рад и жалею, Рад потому, что Лайк сделал невозможное, а все-таки жаль, что он уже полностью рассекречен. Портреты твои, милок, обошли все газеты мира – увы! Но кто, в сущности, помешает тебе воскреснуть?
– Так меня же каждая собака узнает.
– Собака, может быть, и узнает, а человек – нет. Есть средства, неузнаваемо меняющие внешность, есть биографии, которые ждут воплощения, и дела, требующие твоего ума и таланта. Но о будущих делах потом. Поговорим о сделанном. Ты уже знаешь результатах?
– Кое-что из газет.
– Дополню штрихами, так сказать, закулисными Твой блистон был расшифрован сразу. И нашими лаборантами, и международной комиссией физико – химиков. В СВК заартачились: лабораторные анализы, мол, проведены без их участия. В скафандрах работать отказались, потребовали специальной изоляционной камеры с манипуляторами. Только не помогли уловки. Блистон чистенький, беспримесный. Состоялась встреча на высшем уровне. Ну и согласились: с золотой маскировкой покончить, излишки добытого блистона изъять на потребу мирного строительства, рудники в Лоусоне взять под международный контроль. Расписались под документом, пожали руки и признали инцидент исчерпанным. В кулуарах похвалили тебя за ум и хитрость – еще бы, переиграл начисто их гроссмейстеров контрразведки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48