Глава третья
КЕША, ГЕША И СТАРИК КИНЕСКОП

– Ну, что я тебе говорил? – Геша злился, он не любил, когда его унижали. А тут его унизили, ещё как унизили, и Кешку унизили, а тот не понимает или не хочет понимать (вот что значит здоровая психика!).
Геша привык к мысли, что у него самого психика малость подорванная. Он привык к этой мысли, но ни секунды ей не верил. Сам-то Геша точно знал, что его нервы – канаты. Он знал это точно, потому что тренинг нервной системы давно стал его привычным занятием. Он мог перейти реку не по мосту, а по перилам моста. Он мог спокойно положить за пазуху лягушку, хотя она холодная и мерзко шевелится. Он вполне мог спать на гвоздях и даже спал однажды, но вбить их было некуда – матрас лёгкий, и гвозди в нём не держались, поэтому Геша рассыпал их на простыне и проспал всю ночь без сновидений. Хотя было жестковато.
Но крепкая нервная система Геши была тем не менее очень тонко организована. Геша злился, и лишь крепкие нервы не позволили ему выместить злость на Кеше, который втравил его в эту позорную и унизительную историю.
– Что я тебе говорил! – повторил Геша. – Стену лбом не прошибёшь. А здесь – стена.
– Бетонная, – согласился Кеша. – Особенно Кузьмич.
– Все хороши. Ты подумай, Кешка, с кого нам пример надо брать! У кого мы учиться должны! Страшно представить…
– Ты не прав. Не все же взрослые таковы, не обольщайся. Эти – досадное исключение.
– Могучее исключение, – мрачно сказал Геша. – На их стороне сила.
– Сила всегда на стороне взрослых. С этой силой приходится мириться, пока не вырастешь. Но ею можно управлять, сам знаешь.
– Теория заданного наказания?
– Точно, – подтвердил Кеша. – И теория обхода запрета. И наконец, главная теория – теория примерного поведения.
Теории эти были разработаны многими поколениями мальчишек и девчонок и успешно применялись Кешей и Гешей в их нелёгкой жизненной практике. Скажем, теория заданного наказания. Кеше хочется в кино, но его желание заранее обречено на провал. Возражения известны: «Надо делать уроки» (хотя они сделаны!), «Ты был в кино позавчера» (хотя он смотрел совсем другой фильм!), «Ты должен сходить в прачечную» (хотя он успеет сделать это до кино!). Как Кеша поступит? Придя домой после школы, забросит портфель в угол и сообщит родителям потрясающую новость: он сейчас же отправляется в велосипедный поход по Московской кольцевой дороге до позднего вечера. Сто против одного, что ему не разрешат идти в этот мифический поход. Он расстроен, обижен. Он молча делает все уроки. Он идёт в прачечную, булочную, молочную и бакалею. Он возвращается домой, нагружённый продуктами, и скорбно интересуется: может, хотя бы в кино разрешат сходить? И ещё сто против одного, что ни у кого из родителей не поднимется рука на это скромное (по сравнению с велосипедным походом) желание.
Кеша и Геша, бывало, пользовались теорией заданного наказания, однако не злоупотребляли ею. Всё-таки она несла элемент обмана – пусть невинного, пусть искупленного целым рядом благородных деяний, но обмана, как ни крути. Не любили они и теорию обхода запрета, предельно ясную теорию, но… построенную на вранье. Применять её можно было лишь в самом крайнем, самом безвыходном случае.
Лучше и надёжнее всех, по мнению друзей, выглядела теория примерного поведения. Краткий афористический смысл её удачно выразил Кеша: «Веди себя хорошо, и родители тоже будут вести себя хорошо». Но, честно говоря, она не всегда удачно срабатывала. И к сожалению, не всегда по вине детей…
– Какая теория подойдёт здесь? – спросил Геша.
– Мне больно говорить, но, думаю, теория обхода запрета.
– Риск?
– Благороден. Ибо запрет абсолютно бессмыслен. Чистой воды эгоизм. Эгоизм вульгарис.
– Как? – не понял Геша.
– Суровая латынь, – объяснил Кеша. – Так говорили древние римляне, которых мы проходили в прошлом году. Дух древних римлян был стоек и несгибаем. Они пошли бы на хитрость и провели испытания после обеда.
Геша нёс ответственность за ходовую часть испытаний. Социальная их основа его не трогала: римляне так римляне.
– А если они опять «козла» стучать будут?
– Не будут, – заверил Кеша, – надоест.
По молодости лет Кеша недооценивал терпения козлятников и их невероятные игровые способности. Он мог бы и просчитаться, не вмешайся в эту историю могучая и загадочная сила, которую Витька назвал телекинезом. Забегая вперёд, скажем, что в её названии Трёшница не ошибся. Но лишь в названии.
– Пойдём пока ко мне, – сказал Геша.
– А баба Вера?
– Баба Вера уехала к бабе Кате в Коньково-Деревлёво на весь день.
Геша жил с бабой Верой в трёхкомнатной квартире и имел собственную большую комнату, набитую паяльниками, радиолампами, отвёртками, пассатижами, конденсаторами, полупроводниками, и так далее, и тому подобное. Гешина комната была предметом вечных ссор с бабой Верой, которая желала убрать её, вопреки Гешиному законному сопротивлению.
Кроме вышеперечисленных атрибутов ремесла в Гешиной комнате находились диван-кровать, письменный стол с дерматиновым верхом, залитый чернилами, машинным маслом, бензином, расплавленной канифолью, Гешиной кровью от многочисленных производственных травм, стояло два венских стула, тумбочка и на ней первый советский телевизор КВН-49. Телевизор был стар, но работал на редкость хорошо. А японская пластмассовая линза позволяла даже разглядеть выражение лица знаменитого хоккеиста Валерия Харламова или не менее знаменитого певца Иосифа Кобзона. Геша свой телевизор любил, холил его и нежил, менял в нём разные детали и не признавал никаких новомодных марок типа «Темп» или «Рубин», украшавшего столовую Кешиных родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33