Сзади меня кто-то удивлённо присвистнул. Я обернулся: Ганя заворожённо смотрел на стену, потом подошёл к ней и, как я сам раньше, окунул в неё руку.
И тут же выдернул с криком:
– Током бьёт!
Я усомнился:
– А не врёшь? Я пробовал – ничего…
– Попробуйте ещё раз.
Я послушался совета и тоже отдёрнул руку: било несильно, но ощутимо – вольт на тридцать-сорок.
– Что это? – спросил Ганя.
– Дождь, – ответил я.
– Нет, серьёзно?
– Я вполне серьёзен. Ты давно дома?
– С час, наверно. А что?
– Дождь пошёл минут пятнадцать назад, а перед ним по двору прогулялся ветер…
– Точно, – подтвердил Ганя, – прямо ураган какой-то. И сам дождь сначала полил как из ведра…
Ганя учился «на физика», и ему можно было простить этот литературный штамп. Я спросил только:
– Сначала как из ведра, а потом утих?
– Почти сразу.
– А у меня наоборот: не стих, а превратился в стенку.
– Так не бывает, – протянул Ганя-реалист.
Я обозлился:
– Не бывает. Верно. А мы сейчас спим или галлюцинируем. Чему тебя учат, физик?
Ганя не отвечал, молча смотрел за окно. Сейчас он напоминал собаку-ищейку, которая только принюхивается: где след? Тонкий вздёрнутый нос его, казалось, ещё заострился, а голубые глаза «выкатились» шариками.
– Слушайте, – сказал он, – а давайте-ка перелезем через барьер.
– Током ударит.
– Верно… – Ганя задумался. – Смотрите: у вас окна выходят на запад, а у нас на восток. У вас феномен стенки наблюдается, а у нас нет… – И вдруг заорал: – Парадное!
Дверь подъезда выходила туда же, куда и мои окна. По теории, ни войти, ни выйти из неё сейчас никто не мог.
Но теории далеко не всегда подтверждались практикой. Истина, конечно, банальная, но ведь и банальную истину никто не отменял. Толкая друг друга, мы выскочили на площадку, сбежали по ступенькам и затормозили у выхода, где на стуле восседала с вязаньем лифтёрша тётя Варя и смотрела на улицу сквозь открытую дверь подъезда. А видела она всё тот же двор, тот же гараж с амбарными замками на воротах, тех же мальчишек, гоняющих босиком по лужам, тот же дождь, который неспешно моросил, булькал пузырями на асфальте. Короче, видела тётя Варя то же, что и мы: ни тебе «стены мрака», ни тебе «занавески с током». Всё обыденно, привычно: гуляйте по лужам, дорогие члены жилкооператива!
– Дождь-то какой хороший, – сказала тётя Варя. – К грибам дело…
– Уж и хороший… – провокационно усомнился Ганя. – Это он сейчас к грибам, а пять минут назад какой потоп лил!
Тётя Варя удивлённо на него посмотрела, спросила сварливо:
– И где же это ты потоп видел?
– За окном, – сказал Ганя, – где ж ещё…
– Над отцом смейся, – обиделась тётя Варя. – Он тебе посмеётся ремнём по заду. Тогда про потоп и ври…
Я решил вывесить белый флаг примирения.
– Поздно его ремнём-то. Не исправишь уже… – Я вздохнул лицемерно: – Теперь ему одна дорожка – в науку.
Ганя хихикнул и пошёл под дождь. Я вышел следом и сказал наставительно:
– Старших надо уважать. Ты понял, физик?
– Нет, – отмахнулся Ганя. – Я другое понял: мы с вами стали жертвами наведённой галлюцинации. Смотрите.
Я посмотрел. И увидел два окна моей квартиры, облупленный заборчик лоджии, за стеклом на подоконнике стопу старых рукописей.
– Или стенки не было, – подытожил Ганя, – или она рассосалась. Третьего не дано.
Безапелляционность Гани меня почему-то расстроила: мне хотелось «третьего», которого «не дано». Странное всё-таки существо человек: всё устроилось, всё само собой разрешилось, никаких тайн, никакой фантастики – живи спокойно. Ан нет, обидно: как так «никаких тайн»? Только что была, сам щупал, а теперь исчезла? Не выйдет, граждане, подайте мне сюда мою тайну, а я уж в ней разберусь.
Я перелез через невысокий штакетник и подошёл прямо по газону к своему балкону. Может быть, я хотел влезть на балкон, может, ещё что-нибудь – не знаю, не спрашивайте. Только протянул руку, пытаясь ухватиться за барьер, и… наткнулся на стену. То есть это я потом понял, что на стену, а тогда лишь почувствовал, что мне что-то мешает. Как будто перед моими окнами вровень с торцом дома выросла не видимая глазом преграда. Ну, стена, если хотите. Кулак ударялся об это «невидимое», упруго уходил в него на сантиметр-два, а дальше – стоп, что-то не пускает.
Я пошёл вдоль балкона, «прощупывая» стену. Она начиналась от угла дома и тянулась до подъезда: Неведомое всё-таки существовало и затрагивало почему-то только окна моей квартиры. Впрочем, верхнюю границу стены я не искал: может быть, она поднималась до второго этажа, или до третьего, или до десятого. В конце концов, это уж забота живущих сверху…
– Вот так штука! – В голосе Гани не было ни удивления, ни страха. Скорее, восторг, восхищение: надо же, так повезло, такой феномен подвернулся!
А то, что этот, с позволения сказать, феномен оградил мою квартиру от остального мира, так то мелочи жизни, стерпится-слюбится, человек ко всему привыкает, да и, может, ненадолго сие. Последнее, кстати, и примиряло меня с «феноменом».
– Вот что, – сказал серьёзно Ганя, – пошли к вам, разработаем план эксперимента. К делу надо подойти строго научно…
Человек легко мирится с неизбежным. В моём случае неизбежным была стенка и, стало быть, «строго научный эксперимент» под руководством Гани. Поэтому я смирился и пошёл за ним.
В квартире было темно и тихо: за окном всё так же чуть переливалась искорками матово-серая «занавеска».
– Эффект зеркальных очков, – сообщил Ганя. – Только наоборот: с улицы всё видно, отсюда – ни черта.
Оттого, что «эффект» получил наименование, легче мне не стало. Я хотел свободы – понятной и привычной.
– Ганя, – сказал я жалобно, – давай куда-нибудь позвоним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19