Девушка в саронге вручала всем картонные квадратики, которые давали право промочить горло кока-колой. Костров помнил, что Хоменко предпочитает пиво, а пиво в Лаосе, надо отметить, не хуже "жигулевского". И после первых объятий Костров потащил приятеля в ресторан.
– "Тридцать три" или "тигра"? - с небрежным видом знатока спросил Костров.
– Ой, да все равно,- сказал умученный Саша: двадцатичасовой перелет с четырьмя посадками не располагал к гастрономическим раздумьям. - Чтоб холодненькое...
Молчаливый официант, шлепая пенопластовыми сандалетами, принес запотевшие бутылки "тридцать три", Саша залпом выпил пиво, улыбнулся блаженно, почмокал толстыми губами.
– Ах хорошо... Ну как ты здесь?
– Помаленьку, - скромничал Костров, - где нам с вами тягаться, - и спросил деловито: - Что привез?
– Письма. И еще посылочку. Там, кажется, черные сухари с солью и огурцы.
– Здорово! - обрадовался Костров: как и всякий русский человек, скучал он здесь без черного хлеба, без квашеной капусты, без соленых огурчиков. Мама знала об этом и с любой оказией пересылала ему эти неведомые в Лаосе деликатесы.
– О чем пишешь?
– Обо всем. О дорожном строительстве на севере, об университете "Сисаванг Вонг", о молодежи - мало ли о чем!
– А я, брат, устал, умотался... Эти бои, эти ночные вылазки, походы - с моей комплекцией, сам понимаешь...- Саша лениво тянул слова. Нравилось ему выглядеть этаким понюхавшим пороху ветераном, снисходительно беседующим со своим "мирным" коллегой. - У вас тут тихо, патриархально. Не соскучился?
– Некогда,- сказал Костров. Он не хотел показать приятелю, что малость завидует ему, даже "ветеранству" его наигранному завидует.- Когда скучать? Страна строится... Да и вообще мир всегда лучше войны,- тут он сообразил, что повторяет слова Звягинцева, но не смутился, даже добавил твердо: - Так я думаю.
Тут как раз загудел зуммер, и мелодичный женский голос объявил сначала по-лаосски, а потом по-французски, что рейс по маршруту Москва - Вьентьян Ханой продолжается и пассажиры должны пройти к самолету.
– Ты когда обратно? - спросил Костров.
– Через две недели.
– Я тебя встречу, передам посылку для мамы.
– Договорились, Коля, - сказал Саша, обнял Кострова, важно пошагал к трапу - молодой, солидный, уверенный в себе.
И Костров подумал, что врет Саша напропалую: ни в какие бои, конечно же, он не ходил, торчал где-нибудь в гостиница читал газеты, встречался с бойцами и командирами в тылах. А вся его томная усталость - от того же мальчишества, от страстного желания произвести впечатление на друга.
Сашка остановился у трапа, обернулся, помахал рукой Кострову: мол, не тужи, брат, не боги горшки обжигают. И Костров падостно замахал в ответ...
Позже в городе он заехал в Союз молодежи Лао Хак Сат, обеседовал с секретарем о студентах, которые собирались в Советский Союз на учебу, завернул в Институт права, где и встретился с одним из них, потом вернулся домой, передал информацию в свою газету, успел забежать в ресторанчик пообедать традиционными блинчиками по-сайгонски с парой стаканов кокосового сока и, наконец, отправился за город, в деревенскую общину, где создавался новый крестьянский кооператив, репортаж из кооператива Костровым был запланирован давно, и сегодня в деревне ждали советского корреспондента.
Выбрался он оттуда только вечером, когда стемнело. Включил ближний свет, протрясся на грунтовке километра два, выехал на шоссе, пустое в этот час. Ночь в Лаосе, как и везде на юге, внезапна и беспросветна. Почти нет сумерек: темнота опускается сразу чернильная, густая, и, если небо затянуто облаками, не видно ничего, даже собственная вытянутая рука угадывается лишь смутными очертаниями. Не боясь встречных машин, Костров перевел фары на дальнее освещение, разогнался до сотни километров в час, включил радиоприемник. Городская станция передавала музыкальную программу, и Костров удобно откинулся на сиденье, чуть покачивал рулем, подпевал тягучей мелодии салавана медленного и лиричного лаосского танца.
Внезапно в свете фар - еще вдалеке, метрах в ста, - возникли две темные маленькие фигурки. Костров притормозил, сбавил скорость и, подъехав ближе, увидел двух солдат Патет-Лао с автоматами наперевес. Один из них помахал Кострову, приказывая остановиться, потом заглянул в салон, посветил фонариком:
– Документы.
Опять проверка, с досадой подумал Костров, прямо-таки шпиономания... Протянул паспорт. Один из солдат внимательно изучал его, посвечивая фонарем, а другой потребовал открыть багажник. Чертыхаясь про себя, Костров хлопнул дверцей, отпер крышку багажника. Смотреть там было не на что: запасное колесо, брезентовая сумка с инструментами, канистра с желтой раковиной "шелл" на боку. Солдат постучал по канистре, послушал звук, сказал удовлетворенно:
– Пустая.
– Не с героином же, - не преминул ввернуть Костров и вдруг услышал из темноты:
– А кто тебя знает? Вдруг ты стал контрабандистом?
Кто-то вышел на шоссе, встал в свете фар, и Костров с радостью узнал Миенга. Миенг стоял, как и тогда у витрины, засунув руки в карманы, чуть покачиваясь с носка на пятку, улыбаясь.
– Миенг! Что ты здесь делаешь?
– Разве ты не видишь? - удивился Миенг. - Мы играем в футбол.
Один из солдат хихикнул. Миенг взглянул на него, сказал строго:
– Верните товарищу паспорт. Можешь ехать, Ко-ля.
Нет, неспроста здесь Миенг со своими ребятами, что-то случилось или что-то должно случиться. У Кострова появлялся неожиданный шанс, и он не мог упустить его.
– Миенг, - сказал он просительно, - я не тороплюсь домой. Я бы остался с тобой, если ты не против.
1 2 3 4 5 6