– Подожди, Зрячий, – взмолился Чернов, – расскажи еще что-нибудь… Я же здесь как крот на свету: ничего не вижу, не знаю, куда ткнуться… Вот, например, что у вас за мир? Я уже в третий попадаю и ничего узнать не успеваю. Так, одни намеки… О виртуальности мы с тобой всласть набеседовались. Но как твой замечательный МВП устроен? Какие есть страны на земле? Какие народы? Как вы живете? Что у тебя здесь за Центр сопротивления? Кому и как вы сопротивляетесь? Ну, что-нибудь, хотя бы…
Зрячий смотрел на него с неудовольствием и – как на надоедливого гостя, что бесконечно прощается в прихожей. Каменный гость.
– Какие страны? Какие народы? При чем здесь Центр, да еще и сопротивления? Глупости спрашиваешь, Бегун! Зачем тебе такое знание? Сказано: Мир. Мир и есть. Один. Со всем его богатым и разнообразным содержимым… – Подумал, добавил с сомнением: – И вполне допускаю, что это – не мой Мир. Тем более что помню, и отчетливо, про жену и детей…
– То есть как?
– То есть не ведаю. Может, Сущий меня сюда определил, чтобы тебя встретить и сказать все, что сказано. А что сказано, то – все, больше у меня для тебя ничего нет… Чего ты суетишься? У тебя – Путь. Встретил Зрячего – беги и жди Сдвига. А там разберешься. Времени, повторяю, у тебя – Вечность…
– С перерывами на рождения и смерти в земных вариантах, – сказал Чернов и встал.
И Зрячий встал.
– Не без того, – согласился он. – Но так мы все живем, Вечные. Чего ж зря маяться? Данность – она и есть данность. Небо – голубое, трава – зеленая, жизнь – дерьмо… Где-то я эту фразу то ли слышал, то ли читал, то ли сам произносил… Вот она – ложная память, как твои ученые умники выражаются… – Положил руки Чернову на плечи: – Не обижайся на меня, Бегун. Я всего лишь – функция. Мы все – функции. Я выполнил свою задачу. А ты – нет. Спеши. Сущий не любит, когда тянут кота за хвост.
Последнее он произнес по-русски. Без акцента.
– А русский-то ты откуда знаешь?
– Не знаю, – почему-то с грустью произнес Зрячий. – Я даже не знаю, что такое «русский», хотя слово мне известно. Язык, да? Твой?..
– Мой.
– Ничего, приятный… – Он сказал вдруг возникшему в дверях стриженому: то ли тому, кто уступал им место у пульта, то ли другому – они все здесь были как братья-близнецы. Однояйцевые. – Проводи гостя на поверхность.
– А куда мне бежать? В какую сторону? В Парк? В Вефиль? – испугался внезапной развязки Чернов.
– Путь – это твой выбор, – сказал Зрячий. – Я-то здесь при чем?.. Только куда б ты ни побежал, все одно в Сдвиг впаришься, раз Зрячего нашел и слова, тебе положенные, услышал. И город с тобой уйдет. Это аксиома. Так что беги… как это по-русски?.. куда глаза глядят. Не ошибешься.
– А полиция? У меня же нет идентификационной карты…
– Почему нет? Есть…
Зрячий задрал Чернову рубаху. На животе красовалась цветная татуировка, неизвестно откуда и как возникшая: маленькая красно-белая птичка с распахнутыми крылышками, словно готовящаяся взлететь, и короткая древнееврейская вязь – слово «Шмот», «Исход».
– Это навсегда? – испуганно спросил Чернов. Испуганно, потому что если навсегда, то странновато русскому во всех коленах человеку иметь на животе древнееврейскую надпись. Не поймут соотечественники в земной жизни…
И следующая мысль: какие соотечественники? До них – как до Второго Пришествия… Пришествия его, Чернова, в родные Сокольники… Оно сейчас казалось Чернову столь же нереальным, как и обещанное Новым Заветом и по сию пору не исполненное.
– Навсегда? – переспросил Зрячий. – Хороший вопрос. Задай его Сущему – при случае. Или тому из Зрячих, кто знает и помнит… – Обнял коротко, мимолетно прижался щекой к щеке, отстранился. – Прощай, Бегун. Сущий даст, еще встретимся. А будет благословение, так и узнаем друг друга…
А стриженый парень подхватил Чернова под руку и повел через зал с мониторами к очередной стальной двери со штурвальным запором. Неизвестно кому и как они сопротивлялись, но попасть в этот зал можно было, по мнению Чернова, только с помощью небольшой ракеты с атомной боеголовкой…
После почти часового хождения по туннелям, трубам и вертикальным лестницам они добрались до какой-то дверцы – отнюдь не стальной, вполне обычной, деревянной, хлипкой. Стриженый отпер ее ключиком, сказал:
– Вот и выход. Прощайте, господин…
И Чернов оказался на свежем воздухе.
По-прежнему была ночь, по-прежнему где-то за домами фуговали сполохи Огня Небесного, укрощенного Миром Виртуального Потребления, а улица, на которую стриженый выпустил Чернова, гляделась темной и безглазой. Дома на ней стояли невысокие, не выше пяти-шести этажей, очень похожие на нью-йоркские – где-нибудь в районе Гарлема или Бруклина, с традиционными пожарными лестницами по фасадам. Ветер гонял по мостовой пустые коробки, обрывки газет, сигаретные пачки. Окна в домах не светились: жильцы спали сладкими или не очень снами, ждали утра.
Чернов не стал его дожидаться, а привычно побежал – странноватый в своей вефильской одежонке. Хотя было тепло, а свидетели бега отсутствовали, так что одежонка к случаю подходила. Чернов бежал и думал, что он похож на своего приятеля-банкира, который то и дело летает на переговоры в разные европейские города: в Женеву, или в Вену, или в Париж, или в Цюрих… Чернов спрашивал его: ну как тебе Женева или Вена? А тот отвечал: никак, я ни хрена там не видел. Аэропорт, подземная парковка, машина, улицы на скорости шестьдесят ка-эм в час, опять подземная парковка в офисном здании, зал для переговоров, обед в соседнем зале, парковка, машина, аэропорт. Утром – из Москвы, вечером – дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133