Кроме того, просит не приобщать к делу дневник, который он вёл в 1956 году, то есть тогда, когда ему было 16 лет. Защитница присоединяется к этой просьбе.

Судья: В части так называемых его стихов учтём, а в части его личной тетради, изымать её нет надобности. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали… (перечисляет места работы и следовавшие затем перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?
Бродский: Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи.
Судья: Значит, вы писали свои так называемые стихи? А что полезного в том, что вы часто меняли место работы?
Бродский: Я начал работать с 15 лет. Мне всё было интересно. Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях.
Судья: А что вы сделали полезного для родины?
Бродский: Я писал стихи. Это моя работа. Я убеждён… я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу и не только сейчас, но и будущим поколениям.
Голос из публики: Подумаешь! Воображает!
Другой голос: Он поэт. Он должен так думать.
Судья: Значит, вы думаете, что ваши так называемые стихи приносят людям пользу?
Бродский: А почему вы говорите про стихи «так называемые»?
Судья: Мы называем ваши стихи «так называемые» потому, что иного понятия о них у нас нет.
Сорокин (общественный обвинитель): Вы говорите про будущие поколения. Вы что, считаете, что вас сейчас не понимают?
Бродский: Я этого не сказал. Просто мои стихи ещё не опубликованы, и люди их не знают.
Сорокин: Вы считаете, что если бы их знали, то признали бы?
Бродский: Да.
Сорокин: Вы говорите, что у вас любознательность сильно развита. Почему же вы не захотели служить в Советской армии?
Бродский: Я не буду отвечать на такие вопросы.
Судья: Отвечайте!
Бродский: Я был освобождён от военной службы. Не «не захотел», а был освобождён. Это разные вещи. Меня освобождали дважды. В первый раз потому, что болел отец, во второй раз из-за моей болезни.
Сорокин: Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатываете?
Бродский: Можно. Находясь в тюрьме, я каждый раз расписывался в том, что на меня израсходовано в день 40 копеек. А я зарабатывал больше, чем по 40 копеек в день.
Сорокин: Но надо же обуваться, одеваться.
Бродский: У меня один костюм – старый, но уж какой есть. И другого мне не надо.
Адвокат: Оценивали ли ваши стихи специалисты?
Бродский: Да. Чуковский и Маршак очень хорошо говорили о моих переводах. Лучше, чем я заслуживаю.
Адвокат: Выла ли у вас связь с секцией переводов Союза писателей?
Бродский: Да. Я выступал в альманахе, который называется «Впервые на русском языке», и читал переводы с польского.
Судья (защитнице): Вы должны спрашивать его о полезной работе, а вы спрашиваете о выступлениях.
Адвокат: Его переводы и есть его полезная работа.
Судья: Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились?
Бродский: Я работал. Я писал стихи.
Судья: Но это не мешало вам трудиться.
Бродский: А я трудился. Я писал стихи.
Судья: Но ведь есть люди, которые работают на заводе и пишут стихи. Что вам мешало так поступать?
Бродский: Но ведь люди не похожи друг на друга. Даже цветом волос, выражением лица…
Судья: Это не ваше открытие. Это всем известно. А лучше объясните, как расценить ваше участие в нашем великом поступательном движении к коммунизму?
Бродский: Строительство коммунизма – это не только стояние у станка и пахота земли. Это и интеллигентный труд, который…
Судья: Оставьте высокие фразы! Лучше ответьте, как вы думаете строить свою трудовую деятельность на будущее.
Бродский: Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким-то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и всё равно буду писать стихи.
Заседатель Тяглый: У нас каждый человек трудится. Как же вы бездельничали столько времени?
Бродский: Вы не считаете трудом мой труд. Я писал стихи, я считаю это трудом.
Судья: Вы сделали для себя выводы из выступления печати?
Бродский: Статья Лернера была лживой. Вот единственный вывод, который я сделал.
Судья: Значит, вы других выводов не сделали?
Бродский: Не сделал. Я не считаю себя человеком, ведущим паразитический образ жизни.
Адвокат: Вы сказали, что статья «Окололитературный трутень», опубликованная в газете «Вечерний Ленинград», неверна Статья была опубликована 29 ноября 1963 года и подписана, кроме Я. Лернера, А. Иониным и М. Медведевым. 8 января 1964 года в том же «Вечернем Ленинграде» была напечатана подборка писем читателей под общим названием «Тунеядцем не место в нашем городе».

. Чем?
Бродский: Там только имя и фамилия верны. Даже возраст неверен. Даже стихи не мои. Там моими друзьями названы люди, которых я едва знаю или не знаю совсем. Как же я могу считать эту статью верной и делать из неё выводы?
Адвокат: Вы считаете свой труд полезным. Смогут ли это подтвердить вызванные мною свидетели?
Судья (адвокату, иронически): Вы только для этого свидетелей и вызвали?
Сорокин (общественный обвинитель, Бродскому): Как вы могли самостоятельно, не используя чужой труд, сделать перевод с сербского?
Бродский: Вы задаёте вопрос невежественно. Договор иногда предполагает подстрочник. Я знаю польский, сербский знаю меньше, но это родственные языки, и с помощью подстрочника я смог сделать свой перевод.
Судья: Свидетельница Груднина!
Груднина: Я руковожу работой начинающих поэтов более 11 лет. В течение семи лет была членом комиссии по работе с молодыми авторами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10