Я уже тогда понял, что у нее в жизни будет много неприятностей.
Татьяна Сергеевна засмеялась и спросила:
- А потом?
- Потом? Потом мы пошли в молочное кафе. Простокваша с булкой тоже произвели на нее огромное впечатление.
- Нет, я не про это. А потом вы уехали? Ну конечно, вы же и есть тот самый дядя Леша, который живет в Германии.
- Да, я действительно тот самый дядя Леша. А мою старшую племянницу вы знаете?
- Анюту? Ну конечно. Она часто приходит к нам в класс .Девочка с таинственным личиком.
- С таинственным? - переспросил Леша и умолк.
На дворе стоял январь, но уже тянуло весной. Едва уловимо. Влажный воздух, сорвавшаяся с водосточной трубы капля. Еще не капель, та будет в апреле: щедро одна за другой поскачут на мостовую капли, со звоном сорвется наземь сосулька, неторопливо поплывут в чисто вымытом небе легкие облака. А сейчас Леша с Катиной учительницей идут по снежной улице, и снег летит им навстречу, но
Снег милосердный: не колет, не сечет лицо. Январь, но скоро весна.
- У меня есть знакомый, он тоже учится в военной академии, - сказала Татьяна Сергеевна, - только он в адъюнктуре.
- Да, до адъюнктуры мне еще шагать не перешагать. Я на первом курсе.
- А вот я и дома, - сказала Татьяна Сергеевна, и они остановились у невысокого забора, за которым притулился одноэтажный бревенчатый домик.
- Что же мне передать насчет Катерины? Какие будут педагогические установки?
- Ах да, Катя. В общем, я ею довольна. Только вот почерк...
- Плохой почерк - это у нас фамильное. Ну спасибо, не буду задерживать, - сказал Леша. - До свиданья, Татьяна Сергеевна!
- Когда мне говорят "Татьяна Сергеевна", я тотчас хочу объяснить, что приставки из-воз-низ-раз-без-чрез меняют "з" на "с" перед глухими согласными.
- Это почему же?
- Потому что по имени-отчеству меня называют только мои ученики. А взрослые называют меня просто Таней.
- До свиданья, Таня.
- До свиданья, Алеша.
На другой день Леша купил прописи и потребовал, чтоб Катя исправляла почерк.
- Ведь это, в сущности, хамство - писать неразборчиво, - говорил он. В сущности, это неуважение к людям: разбирай мои закорючки в поте лица. Красиво - это от Бога, но писать ясно и отчетливо - это должен каждый. Усекла?
- Усекла, - отвечала Катя, пыхтя над буквой "Л". Но потом вся работа шла насмарку, потому что букве "Ф"
Катя пририсовывала голову, уверяя, что это человечек, а руки у него - в боки. Буква "О" получала глаза, нос и рот (точка, точка, запятая). Из буквы "Ж" при некотором старании получалась прекрасная муха...
- Мы, Поливановы, к чистописанию не приспособлены, - сказал Митя и добавил:
- Ты как-то очень вплотную занялся Катиным воспитанием.
- Есть возражения?
- Ну, какие же возражения? Напротив, я тебе выношу благодарность. Я просто рад тому, что представители Военно-Воздушных Сил республики...
- Сознайся, ты только что кончил передовую?
- Не без того!
- Сразу видно. Шпаришь, как из пулемета. Ох, журналисты, журналисты! Один приехал к нам в часть, беседовал, а потом напечатал в газете... "Самолет потерял хвостовое оперение, но летчик продолжал бой". Это то же самое, если сказать - тебе отрубили ноги, а ты вскочил и побежал со всех ног.
- Сдаюсь, - сказал Митя, поднимая руки. Однажды Леша поинтересовался, скоро ли снова будет
Родительское собрание, и узнал, что, наверно, перед весенними каникулами, к концу третьей четверти.
В сущности, спешить было некуда: Катя приносила из школы хорошие отметки. Из дневника можно было узнать, что занятий она не пропускает и ведет себя отлично.
- Больше не дерешься? - придирчиво спрашивал Леша.
- Когда это я дралась?
- А Валя Стрелкова?
- Ну, Валя... Ты бы и сам ее стукнул. Возразить было нечего.
Прошла неделя, другая. И вот однажды Татьяна Сергеевна пришла во двор к Поливановым. Райком комсомола послал ее налаживать работу с детьми на поливановском дворе. Раз там было тайное общество...
Удивительно: она не устроила никакого собрания. Леша застал ее окруженную ребятами, она делала что-то, чего никто не мог понять. Он с удивлением увидел, что она держит в руках молоток и орудует им умело: толково вбила в землю четыре рейки, укрепила на них деревянную площадку, с одной стороны площадки сделала выступ - получился скелет какого-то животного, только никто не мог понять какого. Когда она облепила каркас снегом, Леша воскликнул:
- Кенгуру!
Все зашумели. Татьяна Сергеевна даже бровью не повела. Она только сказала Вале Никольскому: "Воды!" И Степе Лубенцову: "Ваты!" И Мустафе: "Нет ли у тебя проволоки? Мне надо много!"
Все, что она требовала, появилось с быстротой молнии, и она ловко, каким-то очень точным движением изогнула проволоку, обернула ее ватой, и все увидели, что это птица, и кто-то крикнул: "Орел!"
А она облила орла водой и, когда он покрылся крепкой ледяной коркой, сказала Леше:
- Пускай он взлетит на дерево!
И Леша приладил орла к ветке березы. "Ах, молодчага, - подумал он, ах, молодчага!" А Татьяна Сергеевна сказала:
- У кого есть луковичная шелуха? У кого есть клюква? В ближайшие дни бедный, ничем не примечательный поливановский дворик превратился в волшебный сад. Отвар луковичной шелухи был оранжевый, а отвар клюквы - розовый и лиловый. И на снежном дворе появились клумбы, на снегу зацвели ледяные цветы - оранжевые, розовые, фиолетовые. Придумывали все - кто во что горазд, и не было такой идеи, на которую Татьяна Сергеевна не откликнулась бы...
- Вот какая у меня учительница! - говорила Катя. - Лучше всех! Самая лучшая на свете! Леша, а я так удивилась, что она называет тебя Лешей!
- А я что, Авдотья?
- Нет, ну как же ты не понимаешь!
Леша все понимал и был согласен с Катей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97