Она любила вместе с ним заходить в детский сад. Любила бродить с ним по улицам - и не столько разговаривать, сколько слушать. Чего он только не знал! И каких только не читал книг. И все он умел - и наладить крепления к лыжам, и починить электричество.
В Доме кино он был свой человек. Но вот туда Саша не любила с ним ходить. Там все называли его Митя - и взрослые красивые женщины, и мальчишки - молодые операторы и актеры. Он весело всем отвечал, помахивал рукой, знакомил Сашу с разными знаменитостями. Он представлял ее по разному - то "моя молоденькая приятельница", то "мой друг", то ни с того ни с сего "моя подшефная". Все это Саше не нравилось. Кроме того, в Доме кино было много очень нарядных женщин.
У Саши была черная юбка и две кофточки - белая и голубая. И одно выходное платье. Она и Нина Викторовна считали его очень красивым. Оно было синее, в складку, с белым воротничком. Нина Викторовна говорила, что белый воротничок очень оживляет.
Но когда Саша с Дмитрием Александровичем пришла в этом платье в Дом кино, она поняла, что это вообще не платье. И туфли ее - не туфли, и чулки не чулки. Все глядели мимо нее или небрежно скользили взглядом. Лица встречных - особенно женщин - словно говорили: "Кто это? Это - не наша. Чужая".
И в самом деле, тут ей всегда было не по себе, хотя она старалась держаться гордо и независимо. Дмитрий Александрович был добрый человек, он сказал однажды будто мимоходом:
- Терпеть не могу расфуфыренных женщин. Мне нравится, как вы одеваетесь: скромно и без претензий.
Он сказал ей это перед тем, как погас свет в зале. И вдруг зажегся свет - свет чужой жизни, чужого горя, чужого счастья. На экране были Чаплин и слепая цветочница. Далеко - за океаном, за тридевять земель, в городе, которого Саша никогда не видала и, наверно, никогда не увидит. Но ей вдруг не стало дела до чьих-то красивых платьев, до чьих-то туфель. Билось и замирало сердце, навертывались слезы. Руку Саши тихонько пожала рука Дмитрия Александровича, и она счастливо и открыто ответила на это пожатие.
Потом они шли по московским улицам и переулкам. Им не хотелось ни в метро, ни в троллейбус. Зачем метро и троллейбус? Зачем люди? Ничего не надо! Надо только вот так идти под дождем, по скользкой мостовой и вспоминать, вспоминать.
- Вы хотите чаю? сказала Саша, когда он довел ее до калитки
- Не откажусь, - отметил Дмитрий Александрович.
Они поднялись наверх и тихо вошли в комнату, где спала Аня.
- Нынче вы добрая, - насмешливо сказал Дмитрий Александрович. - Как выпивший миллиардер. Я все вспоминаю, каким он становится, протрезвившись. Глаза холодные, неприступные: "Ты ли это? Я и знать тебя не знаю".
- Очень странно. Какое же сходство? - сказала Саша.
- Да ведь с вами постоянно так - как купанье в озере: то струя теплая, то ледяная. Есть такие озера с ключами на дне.
Саша помолчала, не зная, что ответить. Потом вышла на кухню поставить чай.
Он сел перед Аниной кроватью и облокотился на перекладину. Аня тихо дышала во сне. Он глядел и глядел на девочку, не решаясь укрыть ее голую коленку, торчавшую из-под одеяла. Зарумянившееся спящее личико, на лоб свесилась прядь светлых волос. Длинные ресницы. Сашины ресницы. Сашин лоб. Брови? Сашины. А рот не Сашин. Твердые губы на детском личике - чьи они? Он перевел глаза на фотографию, висевшую на стене, и снова взглянул на девочку.
Распахнулась дверь, на пороге - Саша. Она остановилась, посмотрела на Дмитрия Александровича, и вдруг лицо ее окаменело. Он поднялся ей навстречу.
- Что с вами? - спросил он. Лицо у нее дрожало.
- Уйдите, Дмитрий Александрович. Очень прошу вас, уйдите.
- Что случилось, Саша? - повторил он.
- Ничего не случилось. Я говорю: уйдите!
- Я уйду. Но это - не по-человечески!
- Пусть не по-человечески. Уйдите.
Прошло несколько дней. Было часов около пяти, люди уже возвращались с работы. На лестнице, прямо на ступеньках, сидел человек. Он сидел тут с самого утра и курил трубку. Лицо у него было серьезное и задумчивое Чего он ждет? Этого никто не знает. Жильцы проходили мимо, оглядывались, удивлялись и шли дальше. Интеллигентный человек. Хорошо одет. Не мальчишка. Чего он тут сидит?
Соседка из 14й квартиры успела сходить за хлебом, вернуться домой. Вспомнила, что забыла купить подсолнечного масла, сказала: "Эх я, голова!", снова сбегала в магазин и вернулась, а он все сидел. На лестничных площадках давно зажглось электричество, а он все сидел. Огонек трубки горел ярко в полутьме лестницы. К потолку бежал дым.
- Что вы здесь делаете, Дмитрий Александрович? - с изумлением сказал Константин Артемьевич, входя с улицы.
- Сижу, - спокойно ответил Поливанов.
- То есть как это так - сидите? - продолжал изумляться Константин Артемьевич. - Что это значит? Пойдемте наверх.
- Нет, я подожду вашу дочь.
- Она назначила вам свидание на лестнице? - спросил Константин Артемьевич. - Тогда сидите! - и он стал подниматься по ступенькам.
- Свидание... да... - сквозь зубы произнес Поливанов. И вдруг в дверях показалась Саша. Не поздоровавшись, прошла по краю ступеньки, на которой сидел Поливанов. Ани с ней не было, а он так надеялся именно на Аню.
- Саша! - сказал он. Саша не оглянулась.
- Нет, вы должны, вы обязаны мне сказать, я не собака, чтоб со мной так обращаться.
Он догнал ее, схватил за плечи и повернул к себе. Она молча, спокойно сбросила его руки.
- Не пущу! - сквозь зубы сказал Поливанов. - Ответьте, а то я...
- Ну, что вы? - тихо спросила Саша.
- Я... Я убью вас.
- Ну и убивайте - легко согласилась Саша.
Он разжал кулаки, плечи его опустились.
- Сашенька так он никогда не называл ее, - Сашенька... Я просто очень прошу вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65