А сборщики винограда продолжали развлекаться, подшучивая друг над другом.
Фабий незаметно ушел. Несмотря на шутки и веселье, где-то на дне души копошилась беспокойная мысль: когда же он сыграет настоящую роль в настоящей трагедии. И выпитое вино не приносило успокоения. Он пересек двор и лег под кустом. Сквозь виноградные листья проглядывала синеликая луна, и капельки росы блестели на черных гроздьях. Фабий отрывал листья и прикладывал их ко лбу.
Со двора доносились голоса. Это Лукрин и Грав спорили, кто из них лучше. Один старался перед другим. От вина даже и шепелявый голос Грава звучал громко и величественно.
Фабий все это наполовину слышал, наполовину нет. Луна, теперь приобретшая зеленоватый оттенок, остановилась среди туч и заглядывала ему в глаза. А в его глазах притаились желание и боль. Креон, Эдип. О, олимпийские боги, ему не быть ни Креоном, ни Эдипом! Жизнь проходит рядом злой собакой, не дотрагивайся! Не дотрагивайся! Даже края одежды Славы нельзя коснуться! Ты напрасно живешь, стремишься, желаешь, вздыхаешь, напрасно, человек, только рогатых сапожников или грязных подмастерьев да хвастливых солдат будешь изображать до омерзения – и все!
Он вонзил ногти в сухую землю, от горя и бессилия у него перехватило горло, он был одинок в своих страданиях. в своей беспомощности.
На дороге у калитки блеснул огонек факела. Все повернули головы.
– Ну наконец-то…
Апеллес, здороваясь, радостно всем улыбался, но Квирину его улыбка насторожила. Ей показалось, что Апеллеса что-то гнетет.
Вестибия принялась накрывать на стол, сооруженный из бочек и досок, женщины помогали ей, двор превращался в триклиний под небом.
За ужином начались расспросы.
– Как выглядит император после болезни? – поинтересовалась Волюмния.
– Молодцом!
– Наверняка, вокруг него увивается тот астролог. который жил у Тиберия на Капри, с таким удивительным именем. – вспоминал Грав.
– Фрасилл? – Апеллес поднял брови. – Какое там! Вот вам и загадка, люди. Старый император любил звездочета. Он завещал ему миллион аурей и заявил об этом публично. А Фрасилл исчез, словно сквозь землю провалился.
Вам что-нибудь понятно?
– Может быть, он не захотел быть звездочетом у Калигулы? – гадал Лукрин. – А может быть, они не понравились друг другу.
– А чем, собственно говоря, он был болен?
Апеллес понизил голос:
– Врачи говорят, это была сильная лихорадка, но сам он думает, что был отравлен.
– Отравлен? Зачем? И кем?
Апеллес пожал плечами:
– Боги знают, был ли это яд. Врачи его разубеждают, но, говорят, он им сказал: в существование заговора против императора верят только тогда, когда император уже мертв.
– Едва он поднялся с постели, – продолжал Апеллес хмуро, – приказал казнить трех поваров, двух подавальщиков и двух дегустаторов еды и напитков…
Глаза у Квирины расширились: семерых человек только из-за подозрения?
Это ужасно!
– Ты слишком чувствительна! Разве ты не из Рима? – издевался Лукрин.
– Тиберий уничтожал по непроверенному доносу сразу десятки человек!
– То был Тиберий, – защищалась Квирина. – Калигула совсем другой!
– Семь! Это значит, – рассуждал Мнестер, – он приказал казнить двоих, но, прежде чем это дошло до Тускула, число их возросло до семи. А когда это сообщение достигнет Брундизия, их наверняка будет уже пятьдесят.
– И двух тоже достаточно, если ни за что, – отозвался Бальб.
Мнестер повернулся к нему:
– А что ему оставалось делать?
Бальб бубнил:
– Снова начинается. Старец на Капри все время пугал людей, молодой недолго сеял добро, очевидно, иначе нельзя. Могу поспорить, что на этих поварах он не остановится.
– Не порти нам настроение, – прикрикнула на него Волюмния.
Из кухни прибежали Квирина и Памфила с чашами. Они выкрикивали, как торговки:
– Жареная камбала! Отличный гарум! Домашнее вино!
Мнестер потирал руки:
– Пир, как у Гатерия. Послушайте только, этот толстяк пригласил меня прочитать у него на званом вечере басни Федра. Мне очень не хотелось идти туда, но из-за Юлия я пошел. Я очень люблю этого мальчика, уже хотя бы потому, что он полная противоположность своему папаше. Я сказал: «Хорошо, я приду». А старый Гатерий говорит: «Гонорар назначь себе сам». Я брякнул не думая: «Пятьдесят золотых». Ждал, что он меня выгонит. И клянусь Олимпом, я их получил!
– Тебе всегда везет, – завистливо сказал Грав. – Я бы…
Мнестер продолжал:
– Я выбрал такие басни про животных, чтобы высмеять зажравшееся общество. И что бы вы думали: они прекрасно развлекались, аплодировали, и им было невдомек, что они смеются над собой.
– Ты весь в этом, Мнестер, – давился от смеха Грав. – Выманит у них золотые да еще над ними же издевается. Твое здоровье!
Все выпили за Мнестера, потом за каждого из присутствующих, выпили и за толстое брюхо Гатерия. Это воодушевило Мнестера, и он добавил:
– Люди добрые, вы не можете себе представить, что за пьянка у него была. Ничего не скажешь, пир, достойный Лукулла! Кабаны, бараны, гуси, утки, серны, бекасы, курочки, раки, о Юнона! Когда я об этом вспоминаю, у меня сразу появляется аппетит! Вестибия, дорогая, можно еще кусок камбалы?
И теперь все господа обжираются, с тех пор как Тиберий перестал следить за ними. Пьют, жрут, блюют – такого свет еще не видывал.
Апеллес заметил серьезно:
– Пускай себе развлекаются, но есть в этом и другая сторона, и это меня пугает…
– Сегодня никаких туч, великий актер! Оставь их на завтра. За дружбу до гроба! – потянулся Лукрин к Апеллесу.
Апеллес рассеянно чокнулся с ним.
– Что тебя пугает, скажи, пожалуйста? – спросил Кар.
Апеллес задумчиво посмотрел на него и медленно произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215