– Почему ты не пришел?
Луций с трудом выдавливал из себя слова:
– Макрон позвал меня к себе на ужин. Я трижды поднимался, но он не дал мне уйти. Разве я мог уйти? А смог бы ты, отец, уйти, если бы ты был на моем месте?
Сервий должен был согласиться. Даже он при таких обстоятельствах не смог бы удалиться. О чем же был разговор?
– Снова он обещал тебе, что будешь легатом? – спросил иронически отец.
– Он ничего мне не обещал. Ты не рад, что я остаюсь в Риме вместе со своим легионом? – И Луций добавил многозначительно:
– Это будет полезно для нашего дела.
Отец испытующе уставился на сына. Луций обратился к матери:
– Я заставил тебя беспокоиться, мама. Прости меня.
И они отправились спать.
Счастливая Лепида уснула первой. Уснул и Луций. Только сенатор не мог уснуть. Его терзали противоречивые мысли. Он встал, укутался в плащ из толстой шерсти и вернулся в атрий.
Здесь было темно, только два негасимых огонька теплились на алтаре богов. Тусклый свет озарял восковые маски предков. Трепещущее пламя превращало неподвижные восковые лица в живые, беспокойные.
Пилястры коринфских колонн таяли во мраке, и казалось, что колонны подпирают небосвод. Через открытый комплувий в атрий струились тьма и холод, поглощая теплый воздух, непрерывно поступающий из калорифера.
Сервий поклонился ларам, плотнее укутался в плащ и уселся в кресло у алтаря, чтобы видеть лица предков. От них веяло силой, которая в течение столетий питала его род и его самого. Они были источником чистоты, кладезем мудрости, они были вечным источником родовой чести.
Сенатор до мелочей знал их лица, знал каждую черту, каждую морщину вокруг невидящих глаз. Всегда, когда он был взволнован, они приносили ему успокоение. Сегодня он нуждался в нем больше, чем когда-либо. Он смотрел на восковые лица и пытался сосредоточиться.
Было тихо. Над отверстием комплувия уже погасли звезды и тьма поредела.
Из сада доносилось щебетание птиц, со двора – хриплое пение петухов.
Тишина отступала все дальше и дальше. Свирель разбудила рабов в их жилищах. Двор заполнился криками надсмотрщиков. Но дворец еще спал. По каменной мостовой двора прогромыхали повозки – направились за провизией, – слышалось ржание лошадей и жалобный рев ослов.
Сервий различал голоса. Управляющего домом, Нигрина, надсмотрщика над рабами. Потом появился скрипящий звук, вверх-вниз, вверх-вниз. Он был однообразным, не прекращался, поглощал остальные звуки, что-то визжало и скрипело, вверх-вниз. Сервий догадался: рабы таскают воду из колодца.
Почему так долго? Почему столько? Он никогда не обращал внимания на это.
Наконец понял: для дома, для кухни, для конюшни, для скота.
Все эти звуки слились в ушах Сервия: дом пробуждался. Его дом. Дом, унаследованный от предков. Дом, в котором всегда царила справедливость и честь. Этот дом перейдет после него к Луцию. Унаследует ли он и достоинства предков, станет ли сенатором, консулом будущей республики, будет ли честным, рассудительным, уважаемым, как его деды?
Будет ли он таким?
Золотой венок, награда Луция, лежал на алтаре перед домашними богами, свет плясал на лавровых листьях. Сенатор взял венок и подержал на руке: золото много весит. Император и Макрон перетягивают моего сына на свою сторону. Награждают его, обещают ему, покупают его.
Он возмущенно шевельнулся. Разве Куриона можно купить за все золото мира? Он посмотрел на лицо своего предка, на родовую славу и гордость:
Марка Порция Катона Утического, деда Сервия, который после сражения, приведшего к гибели республики, пронзил себя мечом во имя любви к свободной родине. Широкое лицо, широкие скулы, тяжелая челюсть, выпуклый лоб, жесткие губы, лицо, которое не солжет.
А Луций солжет?
В мерцающем пламени кадильниц Сервию кажется, что на лице Катона появилась усмешка. Он наклонился, приблизился к нему. Нет, он ошибся.
Катон смотрит серьезно и гордо.
Он снова уселся в кресло. Светало. Через комплувий в атрий проникла первая полоска утреннего света. Весь атрий тонул в полутьме. Только белоснежная статуя Тиберия, которую Сервий обязан был здесь лицезреть, виднелась в полутьме, гордая, властная, угрожающая. Катон и Тиберий смотрят друг на друга, не отводя взгляда. Два противника, два мира, две жизни Рима. Катон скрыт тенью. Тиберий, залитый светом, царит над атрием.
От ненависти у Сервия до боли сжалось сердце. У Рима ты отнял свободу, сенат лишил могущества и теперь хочешь украсть у меня сына?
Он с ненавистью уставился на императора. Что вы сделали с моим Луцием?
Ему казалось, что с каждым днем, с каждым часом растет пропасть между ним и сыном.
Он посмотрел на алтарь предков. С его губ не сорвались слова мольбы. Он дрожал всем телом и уговаривал себя, что это от утреннего холода.
Атрий светлел, коринфские колонны двумя рядами летели ввысь, как пламя.
Вождь заговорщиков мог быть спокоен – все шло хорошо, однако страх и неуверенность в родном сыне терзали сердце отца.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 21

Непроглядная тьма и мертвенность римских ночей были обманчивы.
Жизнь города не замирала, она напоминала море с его приливами и отливами. Аристократический Рим жил по ночам особенно интенсивной жизнью, как бы вознаграждая себя за иссушающую скуку дня.
На перекрестке улицы Куприния и главной улицы Субуры, посреди сада, стоял старинный дворец. Некогда он принадлежал сенатору Бонину. Но четыре года назад, во время финансового кризиса, Бонин лишился большей части своих заложенных имений. Август помогал обедневшим сенаторам. Тиберий же этого не сделал, и Бонину пришлось продать дворец и удалиться в деревню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215