Часть предместий была предана огню, и, хотя англичане дрались храбро, падение города казалось неизбежным. Маршал рассказал нам о том, что, когда он убеждал короля спасаться бегством, Генрих воскликнул: «Христос, я больше не почитаю Тебя, ибо Ты отнял у меня все, что я считал самым дорогим на свете, и допустил, чтобы мне нанес позорное поражение этот молокосос-предатель». И в самом деле прискорбно было видеть, с каким ожесточением сын воюет против родного отца. И они покинули город, в спешке даже не надев кольчуг. Не успели они удалиться на небольшое расстояние, как их настиг отряд всадников, и впереди всех скакал граф Ричард. Ричард был одет лишь в кожаную куртку, какие рыцари обычно носят под доспехами, и вооружен одной только булавой, не имея в руках ни копья, ни меча, – так стремительно он рванулся в погоню. Уильям повернул назад, и когда они сошлись лицом к лицу, Ричард выкрикнул: «Боже правый, Маршал, неужели ты убьешь безоружного человека?» «Пусть дьявол поразит тебя, а не я», – ответил Уильям. Пронзив копьем коня Ричарда, он развернулся и галопом умчался прочь. Таким образом он спас короля Генриха от плена.
Подперев одной рукой щеку, а другой рукой катая по столу хлебные крошки, он продолжал рассказ и поведал нам, что стыдно было смотреть, как больного и уставшего короля травили и выгнали к Шинонской бухте. Так свора гончих псов травит матерого оленя. Из-за быстрой скачки открылась старая рана Генриха, и у него поднялся жар. А потом его вынудили согласиться на переговоры с королем Филиппом. Ему пришлось принять условия, по которым он лишался своих земель в пользу Ричарда. Отдавая дань справедливости, признался Маршал, нельзя целиком винить в том Ричарда, ибо его отец весьма часто вел с ним нечестную игру и угрожал отобрать богатые провинции, коими тот владел, чтобы отдать их его младшему брату, графу Джону, своему любимчику. Кроме того, сказал Маршал, вовсе не это соглашение свело короля в могилу. Причина его смерти была иной. А именно: он поставил условие, что ему назовут тех, кто бросил его на произвол судьбы, дабы присоединиться к королю Филиппу. И когда огласили список, выяснилось, что первым стоит имя графа Джона.
После я спросил у Маршала, каково пришлось ему после кончины старого короля. Ведь всем известно, что Ричард не выносит, когда его выбивают из седла или наносят ему поражение в бою. Он ответил: «После того, как он взглянул на тело усопшего, которое лежало в аббатстве Фонтевро, он потребовал меня к себе и, гневно взглянув, сказал: „Маршал, недавно ты хотел убить меня, и тебе это удалось бы, когда б я не отвел рукой твое копье“. Я хорошо знаю Ричарда, и он никогда не скажет правды, если она ему не нравится, а также он любит зло подшучивать над людьми и подвергать их испытаниям, однако я не собирался мириться с этим. Я сказал: „Милорд, у меня никогда и в мыслях не было убивать вас, тем более я не пытался этого сделать. Ибо если я способен нанести точный удар копьем на турнире, я так же могу поразить цель и в бою, что вам хорошо известно. И я столь же легко мог направить удар в ваше тело, как в вашего коня. Но полагаю, что, умертвив коня, я не совершил преступления, потому нимало в том не раскаиваюсь“. В ответ на мои слова он улыбнулся и промолвил: „Маршал, я прощаю тебя и зла не держу“.
Легким движением пальцев Маршал смахнул крошки хлеба и заметил: «Говорю вам: несмотря на свои недостатки, он достойный король. Ибо уничтожить меня ему было бы не труднее, чем мне избавиться от этих крошек, но он великодушен и щедр, как и подобает венценосцу. И готов поручиться головой, он наверняка не забыл тебя, трувер. Только… – Тут он обратил на меня спокойный взгляд. – Остерегайтесь его капризов, ибо кровь в нем играет, словно в него бес вселился. Его настроение переменчиво, будто морской ветер. Не зря Бертран де Борн прозвал его Ричард Да-и-Нет». Эти слова Маршала я постарался запомнить.
На следующее утро мы выехали из замка, направившись в Лондон вместе с Хью Хемлинкортом, который решил составить нам компанию. У нас были рекомендательные письма с просьбой предоставить нам кров вплоть до коронации в доме Ричарда Фитц-Раньера, близкого друга Маршала.
Лондон производит впечатление большого города, хотя он не так красив, как Париж, и не может гордиться столь великим множеством прекрасных соборов. Говорят же о том, кому улыбнулась удача, что он счастлив, словно Бог во Франции. Зато в Лондоне можно увидеть в избытке торговцев, лавки и склады, где хранятся товары со всего мира. Дома в Лондоне главным образом деревянные в нижней своей части и покрыты белой штукатуркой наверху. Побелка придает дому нарядный вид. Иначе обстоит дело с узкими переулками и улицами, весьма неопрятными, которые намного грязнее, чем в Париже. От улиц, а также от белья и мехов, которые стирают в сточных канавах, исходит тяжкое зловоние. Однако я нашел, что Лондон гораздо спокойнее Парижа, в основном благодаря тому, что в этом городе меньше тех драчливых школяров и бродячих клириков, которые своими силлогизмами, спорами, мелким жульничеством и пьянством учиняют много шума и беспорядков, так что благородному человеку довольно нелегко спокойно пройти по улице.
Хью Хемлинкорт привел нас пообедать в харчевню на пристани Сент-Ботолф. Харчевня славится каплунами, запеченными в тесте, а также мясом английского барашка, самого вкусного в мире. После обеда мы совершили прогулку вдоль реки. Ее прозрачные воды текут меж песчаных берегов, живописно поросших зеленой травой. Миновав деревушку Черинг, мы направились в сторону Вестминстера, где и находился огромный, великолепный дом Фитц-Раньера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159