Я спросил у него, не хочет ли и он тоже пойти с королем, но он ответил, что ему и здесь неплохо и что нога его не ступит за пределы своей страны, если только его насильно не заставят ее покинуть. До тех пор, пока он в состоянии платить щитовую подать, объявил он, ему безразлично, куда стремятся остальные: освобождать Гроб Господень или воевать с Францией. Однако, добавил он, это вовсе не значит, что он нарушает свой долг перед Богом, королем или сеньором, епископом Чичестерским. Просто кто-то должен оставаться дома и заботиться о том, чтобы земля не оскудела. Но тем, кого, подобно мне, ничто не удерживает подле домашнего очага, крестовый поход дает шанс убить одним махом двух зайцев: послужить вере и самому себе. Потому как, напомнил он, в тот первый крестовый поход отправились главным образом младшие сыновья и безземельные рыцари: Балдуин из Лотарингии, Боэмунд Тарентский и его племянник Танкред, и многие другие, и все они сделались принцами и баронами в заморских землях.
Он продолжал говорить и привел множество новых примеров, вспомнив, как известный Ги де Лузиньян превратился из бедного рыцаря, хоть и хорошего рода, в короля Иерусалима, а Рейнальд де Шатильон, обычный искатель приключений без гроша за душой, провозгласил себя господином далекой Иордании и проявил беспримерную доблесть во имя Господа. Поэтому, когда он в конце концов был взят в плен у скал Хаттина, Саладин покарал его, собственноручно отрубив ему голову. Роберт сказал, что не понимает, зачем Артуру покидать родные места и пытать счастья в дальних землях. Я же, по его словам, ничего не потеряю, а вероятнее всего, многое приобрету.
Артур сказал кротко, что он отправляется не пытать счастья, но для того, чтобы приложить все старания, дабы освободить город Иерусалим от неверных, и Мод подарила ему любящий взгляд, исполненный грусти. Но во всем остальном, продолжал Артур, Роберт, несомненно, прав, и лично он верит, что в заморских землях меня ждет награда не меньшая, чем титул барона. И по этой причине, сказал он, мое решение выступить в поход кажется ему мудрым, и еще он порадовался, что наша беседа коснулась сей темы, ибо он намеревался сделать мне подарок. Так как мы заговорили о крестовом походе, он находит момент вполне подходящим. Он встал и подошел к сундуку, стоявшему за его высоким креслом, и взял оттуда полотняную суму и еще один матерчатый сверток. Он положил эти вещи на стол, тогда как мы все с любопытством вытянули шеи, чтобы лучше видеть. Он раскрыл сверток и вынул прекрасный меч в кожаных ножнах – головка эфеса была сделана в форме сердца, а рукоять обтянута кожей и украшена серебряными шляпками гвоздей. Из сумы он извлек открытый железный шлем, немного старомодный, в виде котелка и с наносником, как на шлемах норманнских воинов. «Это вам, Дени, – сказал он, положив передо мною меч и шлем. – Вещи принадлежали моему дяде, о котором я вам рассказывал, тому самому, кто воевал за Святую Землю».
Я сидел молча, совершенно ошеломленный. Только спустя какое-то время я обрел дар речи и сказал, что не могу принять подобный подарок.
«О, вы должны, – с улыбкой настаивал Артур, – если только не хотите намеренно причинить нам боль, Мод и мне. Ибо мы готовили сюрприз в течение многих недель и просили об одолжении моих кузенов. Пожалуйста, возьмите этот подарок в знак нашей любви, и пусть он принесет вам счастье за морем».
После таких слов я поднялся с места и обнял его и едва мог говорить от радости и умиления. Дружеские чувства мои стали еще сильнее, когда я вспомнил, как Артур говорил об этом оружии и как часто смотрел на него, будучи совсем юным. Оно являлось для него символом рыцарской доблести. Откровенно говоря, я почувствовал в себе крепнущую решимость сделать все, чтобы не опозорить это оружие, но носить его с честью.
В ту же самую ночь я принес меч и шлем в домовую церковь Артура и положил их на алтарь. Я опустился на колени и долгое время провел так, погруженный в молитвы и размышления. Едва я преклонил колени, как мне почудился голос отшельника Гавриила, говоривший о том, что я должен совершить долгий путь и найти нечто ценное, и понял, что его предсказание будет преследовать меня, лишив покоя, до тех пор, пока я не увижу своими глазами Святую Землю. Что же это может быть за ценная вещь (о которой он сказал, что я сумею распознать ее, лишь едва не утратив), если не спасение моей бессмертной души? И вдруг сердце сильно забилось в моей груди, ибо я подумал: что, если мне, именно мне, суждено стать орудием спасения Гробницы Господа нашего? Мне показалось, что яркое сияние исходит от меча и шлема, и я пал ниц и поклялся, что больше никогда не допущу сомнений и постараюсь совершить подвиги, достойные подарка Артура.
Таким образом, воспрянув духом и пребывая в счастливом умиротворении, я дожидался наступления весны, когда нам предстояло пересечь Узкое море и присоединиться к королю. Однако я немного робел при воспоминании о невыносимой тошноте, испытанной мною, когда я в последний раз путешествовал на корабле по зыбким волнам. Но если на моем пути возникнут подобные препятствия, то с помощью Пречистой Девы и св. Дени я постараюсь превозмочь их. О если бы только до Иерусалима можно было добраться по суше!
Дневник Дени из Куртбарба. Отрывок 6-й.
Во второй половине июня мы переплыли Узкое море и нашли короля Ричарда в Туре, но не могли приблизиться к нему в течение двух или трех дней из-за большого числа рыцарей, собравшихся в том городе, и общей суеты. Но потом нам оказал добрую услугу Уильям Маршал, который находился подле короля для того, чтобы подписать указы и уладить прочие необходимые дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159