После длинной вереницы недель, прожитых впустую, Понсу улыбнулась удача. Изнывая от безделья, норманнские рыцари устроили состязание в бехорд, или поединок всадников, вооруженных копьями, и де Танкарвиль пригласил Понса, весьма искусного в такого рода рыцарских забавах, выступить на его стороне. Понс победил двоих всадников и взял выкупы – небольшие, но их вполне хватило, чтобы наполнить его кошелек.
В то время как они шагали по дороге, он рассуждал:
– Ах, Дени, ты не представляешь, как небольшая сумма денег согревает мне душу. И дело не столько в самих деньгах, сколько в уверенности, что ты можешь позволить себе угостить друзей. Бедность жестока, и человеку знатного рода переносить ее гораздо труднее, чем простолюдину. Сама природа восстает, когда приходится обращаться к другим за помощью. Уверяю тебя, мне больно пользоваться милостями твоего друга Артура. – Он глубоко вздохнул и, прищурившись, посмотрел на залитые солнцем стены города, высившиеся впереди. – Я человек, чей дух требует полной свободы. Ты меня знаешь, ты знаешь меня уже много лет. Ты знаешь, что мне нравится, когда у меня есть возможность платить из своего кошелька. Я никогда ни в чем не отказывал ни себе, ни своим друзьям. Для меня это вопрос чести.
Дени усмехнулся. Употребив все свое воображение, он не мог бы представить Понса в подобной ипостаси.
– Я знаю, что это правда, Понс, – промолвил он елейным голосом. – Да взять хотя бы меня. Без твоей помощи я никогда бы не добрался до Англии.
Понс выглядел несколько озадаченным, но он был увлечен своим красноречием и продолжал:
– Я слышал, кстати, что в Святой Земле есть поместья размером со все графства Франции, вместе взятые, которые только и ждут, чтобы их отняли у сарацинов. Некоторые рыцари из Аквитании и Пуату, у которых не было даже рубашки на теле, когда они отправились туда, теперь владеют огромными замками, каких нет нигде во Франции, сотнями слуг, садами, лугами, стадами скота, рабами… Это рай! Хамфри Торонский, Лузиньяны, де Шатильон, они все провозгласили себя графами – даже королями. Знаешь, что мне рассказывали? В центре сада они устраивают бассейны, в которых душистая вода бьет струей вверх, и самые красивые нагие сарацинские девушки развлекают их целый день.
– И ты веришь этому вздору? – спросил Дени.
– Конечно, верю. Зачем им врать? Поговори с любым, кто сражался с мусульманами в Испании, поговори хотя бы с Балдуином де Каррео. Где бы ни обосновались сарацины, в той же Испании, они окружают себя такой роскошью, какой в Европе никогда не видели, даже император, даже сам Ричард, а одному Богу ведомо, как он любит роскошь. Говорю тебе, – добавил он мечтательно, покачивая головой, – эти неверные собаки умеют жить.
Они миновали ворота и очутились на улице, изобиловавшей крошечными лотками и лавками, шумной, наполненной резкими запахами. Они продолжали свой, путь сквозь толпы людей, болтавших, горячо и весело жестикулировавших, бесконечно торговавшихся. Сицилийцы имели одно любопытное свойство – они могли выглядеть и праздными, и занятыми делом в одно и то же время.
– Дайте мне только туда добраться, о большем я не прошу, – говорил Понс. – Уж я повоюю! Бог и сам может сохранить Гроб Господень. В конце концов, это ведь Его гроб. Он дает нам силу и разум, дабы мы позаботились о себе, правда? Знаю, если бы меня сейчас услышал твой друг Артур, он бы очень огорчился. Мой Бог, Дени, этот мальчик просто прелесть! Ланселот, Тристан, паладины Карла Великого – все в одном лице. Эй, не обижайся…
Он вдруг спохватился и сказал совершенно иным тоном:
– Ну и красавиц же здесь рожают. Да, дорогая, чем могу служить?
Из тени бокового переулка выступила Елена. Она остановилась перед ними, солнце позолотило ее кожу, придав ей абрикосовый оттенок, глаза ее щурились от яркого света.
Сердце Дени словно перевернулось в груди. Он смотрел на Елену, и она отвечала ему пристальным взглядом, будто видела впервые. Черты ее лица смягчились. Ее губы нерешительно вздрогнули. Внезапно она подошла вплотную к Понсу, обвила руками за шею и поцеловала его. Она стремительно повернулась и помчалась по улице, скрывшись в толпе.
– Я недооценивал своей привлекательности… – начал Понс с широкой, сияющей улыбкой.
В тот же самый миг Дени все понял. Но прежде, чем он успел пошевелиться или вымолвить хотя бы одно слово, двое мужчин выпрыгнули откуда-то из дверного проема. Их клинки молнией сверкнули на солнце. Они обрушились на Понса, и один из них вонзил нож ему в бок. Он все еще стоял, глядя на них с изумлением, и тогда второй сильным взмахом перерезал ему горло у основания шеи, вырвав из раны окровавленный кинжал. Понс чуть повернулся и схватил Дени за руки. Ноги подломились под ним, и он осел на землю. Дени поддержал его, ошеломленный быстротой, с которой все случилось. Понс попытался заговорить, но захлебнулся своей кровью, потоком хлынувшей у него изо рта.
Те двое исчезли. И все это вызвало не более чем любопытство толпы, сомкнувшейся вокруг них и смотревшей. Воцарилась тишина, тишина, нарушаемая шарканьем ног и шепотом.
Дени опустился на землю, не выпуская из рук тяжелое тело Понса. Его со всех сторон кольцом окружали люди, любопытные, враждебные или сочувствующие, но никто даже пальцем не пошевельнул, чтобы помочь ему. И он оставался на коленях, придавленный тяжестью мертвого тела, его рубашка и рейтузы пропитывались кровью человека, который умер вместо него совершенно безвинно.
Убийство Понса повергло его друзей в глубокое уныние, тем более что Дени был не в состоянии объяснить кому-либо, почему это произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159