– Ты что, не понимаешь меня? Я хочу домой!– Ты уезжаешь? – пьяно улыбнулся Шарль. – Вот и прекрасно!Руки Полины непроизвольно в кулачки сжались.– Шарль, мне одной отсюда не выбраться! Ты же знаешь! Ты должен вывезти меня из Смоленска!– Я? – удивился Шарль, пошатываясь и тщетно пытаясь уцепиться за дверной косяк. – Но я не могу.Он двинулся к шкафчику, в котором хранились его винные запасы.– Не смей напиваться! – крикнула Полина, заступая дорогу Шарлю. – Ты должен выслушать меня! Я как-никак подруга Антуанетты, если ты еще не забыл об этом! Ты…– Антуанетта умерла! – в ярости оборвал он. – Она мертва и ее ребенок тоже! Они оба умерли!– И мы тоже умрем, если не уедем отсюда, дурак! – выпалила Полина в ответ.– А мы уже мертвы! – рассмеялся Шарль, насмешливо расшаркиваясь перед Полиной. А потом вдруг как будто протрезвел: – Неужели ты всерьез думаешь, что русские выпустят нас из этой проклятой мышеловки? Да они раздавят нас! Как вшей!– Давай убежим отсюда, пока не поздно!– Убежим? Ты веришь, что мы сможем убежать от русских? – насмешливо фыркнул Шарль. – «Я убегу от вас!» – сказал жук муравьям, устраиваясь в муравейнике! Ха! Мы мертвы, милая Полина! Дохлые такие мышата, уже давно причем! Нет от русских никакого спасения! Впрочем, если хочешь, беги! Никто тебя здесь не держит! Они обязательно изловят тебя. Может, ты даже замерзнуть до смерти не успеешь.– Замолчи! – выкрикнула Полина, замахиваясь кулачком на Шарля. – Замолчи сейчас же!Он пошатнулся, ударился спиной о стену и сполз на пол. Не переставая смеяться, словно Полина отмочила какую-то крайне удачную шутку.– Я приду к тебе ночью, пташечка!Девушка бросилась прочь в свою комнату. Там присела на кровать и зарядила пистоль.Если сегодня ночью он заглянет в ее комнату, она непременно пристрелит этого негодяя. Непременно. Безутешный вдовец, ха!А утром она уйдет из Смоленска! Пешком, одна. Как всегда, одна, но уйдет обязательно.Недавно еще грозная, непобедимая, великая армия, заставлявшая трепетать всю Европу, отступала теперь ускоренным маршем. Авангардные русские войска, вооруженные крестьяне, конные армейские партизаны и туча казаков со всех сторон днем и ночью тревожили неприятеля, отбивали тяжелые обозы с награбленным добром, уничтожали отряды фуражиров и конвойные команды, ломали мосты и переправы.Наполеон видел, как рушатся последние его надежды, и мрачнел все более. Событиями управлял уже не он.Из донесения наблюдателя Его Императорскому Величеству государю Александру Павловичу: «Голодное отступление по старой Смоленской дороге было для французов сущим несчастьем. И в самом Смоленске их ждало мало радости. Император счел это удобным предлогом и даже не стал задерживаться в Смоленске, и это после того, как всего лишь за несколько дней до своего появления там мечтал устроить в городе свой главный авангардный пост на зимнее время!» 3 – Ты нужду справляешь или елочками любуешься? Ох, до чего же этот Дижу мастак на нервы действовать!– А как быть с тем, если и нужду справляю, и на елочки любуюсь? – Фаддея из себя так просто не вывести.Он и в самом деле «елочками» любовался. В созерцании могучих дерев было нечто успокаивающее, умиротворяющее что-то. Впрочем, дела естественные тоже не ждут – Фаддей облегчился по-быстрому, натянул штаны, шинелишку запахнул и к другу обернулся.Пора им в путь. До Смоленска не так уж и много верст шагать осталось.Сюда солдаты из остатков Великой Армии целыми отрядами тянулись. Никто вопросов лишних не задавал, никто вообще в разговоры не вступал. Странная солянка из войск, подчиняющихся не приказам своих командиров, а дикому, обостренному донельзя желанию выжить. Уцелевшие остатки армии грозного Корсиканца.Сил ни у кого не оставалось, артиллерию по дороге бросили, кидали измотанных товарищей.Самые счастливые в санях до Смоленска добирались. Впрочем, клячи их едва-едва тащили, может, пешком и то быстрее выходило.Надежда еще тлела в сердцах одичавших на бескрайних русских просторах потомков великих просветителей. Надежда на крышу над головой, на кусок хлеба и огонек в камине.– Ты только глянь! – Дижу подошел к нему и стянул меховой треух. – Что там у меня такое?– А что там может быть-то? – равнодушно спросил Фаддей. – Волосья грязные!– Да ты внимательно гляди, башка дурья! Ползает в голове что-то!Фаддей с тяжким вздохом прищурился. А потом охнул.– Во ведь дерьмо какое! – сплюнув, заметил по-русски.– Чего? Чего сказал-то? – растерялся Дижу.– Merde! Дерьмо, говорю! Вши у тебя, камерад!– О, черт! – охнул Дижу, схватился за голову и тут же отдернул руки, словно пальцы обжег сильно.– Этот тулуп, – прошептал он. – Помнишь, я его с дохляка по дороге стащил, а негодяй вшей полон был! То-то он даже дохлый ухмылялся премерзко! Проклятье!Фаддею тут же захотелось почесаться. Господи, хоть бы к нему не перескочили чертовы насекомые!– Сымай! – строго приказал он Дижу. – Сымай, говорю! Иначе от вшей не избавишься!Пришлось Дижу скидывать тулуп и треух, оставаясь в одной шинелишке.– В Смоленске насекомых повыведешь! – успокоил его Булгарин. – В бане выпарим!– Если не выведу, точно застрелюсь!– Если что, мы и сами тебя застрелим, – пообещал идущий чуть поодаль угрюмого вида парень.– Да закрой ты свою чертову пасть, merde!– Сам merde!Фаддей вздохнул. Всякий раз, когда он слышал слово «Смоленск», искаженное чужим французским выговором, или сам произносил его, ему казалось, что не о городе говорит он, а о Полине. И на краткий миг – всего лишь краткий миг – на него накатывала волна неподдельного счастья. Ведь может же он повстречать ее в Смоленске, отчего ж нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61