Правда, тут я заметил, что руки у меня трясутся.
– Итак, во-первых, – продолжал Ринакер, – как вы узнали этот адрес? Во-вторых, зачем это вам вдруг понадобился фон Грайс? Может быть, вы ищете то, что искали люди, которые побывали здесь первыми? Наконец, еще один вопрос: где же, интересно, находится сам фон Грайс? То ли он прячется неизвестно где, то ли его похитили. А может статься, его уже нет в живых. По крайней мере, я этого не знаю. Обыск в этой квартире мы произвели неделю назад. Сегодня я решил заглянуть сюда, чтобы еще раз убедиться в том, что я в прошлый раз ничего не пропустил, и тут появляетесь вы. – Он глубоко затянулся. В его ручище – большой кусок окорока – сигарета выглядела как щепочка. – Я только сегодня и занялся этим делом вплотную. И теперь, пожалуй, готов выслушать вас.
Я сел и подтянул галстук.
– Мне еще надо во всем этом разобраться. – Я попытался поправить совершенно промокший воротник. – Мой друг из Алекса сказал, что полиция об этой квартире ничего не знает, и вот я прихожу сюда и застаю вас. Это наводит меня на мысль, что вам или тому, на кого вы работаете, хотелось бы, чтобы именно так все и думали. Вам необходимо найти фон Грайса или по крайней мере заполучить в свои руки то, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, раньше, чем это сделает полиция. И это не серебро и не картины, поскольку все эти ценности остались на месте.
– Продолжайте.
– Если это квартира Геринга, значит, вы – человек Геринга. Геринг, конечно, не собирается доставлять удовольствие Гиммлеру, которому в свое время он вынужден был передать руководство полицией и Гестапо. Так что Герингу меньше всего хочется, чтобы люди Гиммлера сунули нос в это дело.
– А вы ничего не перепутали? Не забыли, что я из Гестапо?
– Конечно, Ринакер, ко мне можно подойти сзади и ударить по голове, но из этого не следует, что голова у меня глупая. Мы ведь оба знаем, что друзья в Гестапо у Геринга остались. Да это и неудивительно, он стоял у истоков организации.
– А знаете, вы, наверное, неплохой детектив.
– Мой клиент, так же как и ваш, не горит особым желанием привлечь полицию к участию в этом деле. А это означает, что я могу быть с вами откровенным. Моего клиента интересует картина – это масло, – которая у него пропала. Но поскольку приобрел он ее не совсем легально, то, как вы понимаете, в такой ситуации лучше будет обойтись без полиции.
Ринакер молчал, и потому я продолжил:
– Несколько недель назад эту картину украли у него из дома. И тогда он обратился ко мне. Я встречался с разными дилерами и выяснил, что Герман Геринг – большой знаток искусства, что в Каринхалле у него коллекция старых мастеров и не все эти работы попали в коллекцию законным путем. Я слышал, что у него есть доверенное лицо, господин фон Грайс, который по его поручению приобретает произведения искусства. Поэтому я решил прийти сюда и попытаться с ним на эту тему поговорить. Кто знает, может быть, картина, которую я ищу, недавно висела на этой стене.
– Все может быть, – ответил Ринакер. – Пока будем считать, что я вам верю. А чья картина и что на ней изображено?
– Это картина Рубенса. – Моя находчивость удивляла меня самого. – Две обнаженные женщины на берегу реки. Называется «Купальщицы» или что-то в этом роде. У меня в офисе ее фотография.
– А кто ваш клиент?
– Боюсь, что этого я вам сообщить не могу.
Ринакер медленно сжал пальцы в кулак.
– Надеюсь, что это сможет вас переубедить.
Я пожал плечами.
– И все равно я вам не назову его имя. Не из благородства и не потому, что мне дорога репутация моего клиента – все это чепуха. Дело в том, что мне обещан очень серьезный гонорар. У меня появился шанс стать по-настоящему богатым, и если эта история обойдется мне в несколько синяков и сломанных ребер, я уж как-нибудь перетерплю.
– Хорошо, – сказал Ринакер, – можете просмотреть картины, но если вы обнаружите здесь то, что ищете, я должен буду говорить со своим начальством.
Я встал, нетвердой походкой подошел к стене и стал просматривать картины. Хотя знатоком живописи я себя не числю, но все-таки способен отличить настоящее от ремесленной поделки. Надо сказать, что большинство картин в квартире Геринга имело прямое отношение к подлинному искусству. К моему, великому облегчению, среди них не нашлось картины с обнаженными женщинами, и я был избавлен от необходимости рассуждать на тему «Рубенс это или не Рубенс?».
– Ее здесь нет, – наконец заявил я. – Но тем не менее хочу поблагодарить вас за то, что вы позволили мне осмотреть эти картины.
Ринакер кивнул.
В коридоре я нашел свою шляпу и водрузил ее на голову, которая раскалывалась от боли.
На прощание Ринакер предложил:
– Если понадобится, вы можете меня найти в отделении на Шарлоттенштрассе. На углу Францозишештрассе.
– Знаю это отделение. Как раз над рестораном Лутера и Вегнера. Я не ошибаюсь? – Ринакер кивнул. – Ну, и конечно, если я что-нибудь узнаю, тут же вам сообщу.
– Непременно, – прорычал он и выпустил меня на лестницу.
* * *
Вернувшись на Александрплац, я обнаружил в своей приемной посетительницу.
Она была довольно высокого роста и хорошо сложена. Костюм из черной ткани четко обрисовывал ее впечатляющие формы, выпуклости и впадины, по очертаниям напоминавшие испанскую гитару. Короткая узкая юбка плотно обтягивала изящные ягодицы, а жакет с завышенной линией талии подчеркивал большую грудь. На ее блестящих черных волосах красовалась черная шляпка с загнутыми полями, а в руках она держала сумочку из черной ткани с белой ручкой и пряжкой, а также книгу, которую отложила, увидев, что я вхожу в приемную. Голубые глаза и выразительно подкрашенные губы действовали синхронно и с обезоруживающим дружелюбием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94