Красный со всего размаха ударил его сбоку по голове, но с таким же успехом он мог стукнуть локомотив. Тогда он выхватил пистолет и выстрелил, почти не целясь.
Франц, как стоял, подогнув ноги, так и свалился. Теперь он напоминал затухший вулкан: из его головы струился дымок, отдающий запахом бургундского вина, а его пенис, находившийся все еще в состоянии эрекции, упал набок, словно грот-мачта корабля, разбившегося о скалы.
Носком ботинка Красный оттолкнул тело в сторону, а я стал отвязывать Грету. При этом Красный то и дело поглядывал на глубокие полосы на ягодицах и бедрах Греты – ее наверняка били коротким хлыстом. Грета совсем закоченела, а запах спермы был, кажется, неистребим. Трудно сказать, сколько раз ее тут насиловали.
– Ну и мразь, до чего они ее довели! – почти простонал Красный. – Как я предъявлю ее Сиксу в таком виде?
– Главное, чтоб она была жива, – сказал я, снимая пиджак и расстилая его на земляном полу.
Я приложил ухо к ее обнаженной груди: сердце билось, но, хотя пульс еще прощупывался, она пребывала в глубоком шоке.
– Как? Дышит? – Красный в этот момент напоминал школьника, который беспокоится о своем любимом кролике. Я увидел, что он все еще держит в руке пистолет.
Вокруг уже теснились парни из «Германской мощи», сбежавшиеся на звук выстрела. Кто-то спросил:
– Он убил Франца?
А другой голос уже комментировал:
– В этом не было нужды.
И тут я понял, что сейчас нам придется туго. Видно, Красный так же оценил ситуацию. Он повернулся к своим:
– Эта женщина – дочь Сикса. Вы все его хорошо знаете. Он человек богатый и влиятельный. Я велел Францу оставить ее в покое, но он не стал меня слушать. С нее уже достаточно, она и так чуть жива. Он мог убить ее.
– Ты не должен был стрелять, – послышался голос.
– Не должен был. Слышишь? – присоединился к нему другой.
– Ты мог бы ударить его кулаком.
– Да? – переспросил Красный. – Только неизвестно, что крепче – его голова или дубовая дверь в женском монастыре.
– Теперь уже известно.
Красный склонился над телом Греты, и его голова оказалась рядом с моей. Не спуская глаз со своих людей, он прошептал:
– У вас пушка с собой?
– Да, здесь у нас нет шансов. И у нее тоже. Нам надо добраться до лодки.
– А как же Сикс?
Я застегнул пиджак, которым накрыл Грету, и взял ее на руки.
– А он пусть спасается сам.
Дитер покачал головой.
– Нет, так не годится, я пойду за ним. Ждите нас на пристани, сколько сможете. Если они начнут стрелять, тогда отваливайте. А если мне не удастся отсюда выбраться, знай, блоха, что у нас никаких сведений о твоей подруге нет.
Мы медленно продвигались к двери – Красный прокладывал путь. Его люди расступались молча, но дорогу нам дали, а на улице мы разделились, и я спустился по травяному склону к пристани, где стоял наш катер.
Грету я устроил на заднем сиденье катера. В рундуке я нашел коврик и накрыл ее. Она по-прежнему была без сознания. Я подумал, что, когда она придет в себя, надо будет ее тоже спросить об Инге. А вдруг Хауптхэндлер что-нибудь знает? Я уже подумывал, не подняться ли за ним, как со стороны гостиницы донеслись выстрелы. Я отвязал катер, завел мотор и вынул из кармана пистолет. Одной рукой я держался за причал, чтобы не сносило катер, но тут уже выстрелы слились в единый непрерывный отвратительный звук и со стороны кормы что-то зацокало – вроде как клепальный молоток без остановки бил о борт катера. Я рывком передвинул рычаг управления вперед и крутанул штурвал, чтобы взять обратный курс.
В ту же минуту я почувствовал острую боль в руке и решил, что меня ранило, но оказалось, что в мою ладонь всего-навсего вонзилась щепка, отколотая пулей от настила пристани. Выдернув эту занозу, я повернулся и оставшиеся патроны выпустил по бандитам, подбежавшим к пристани. К моему удивлению, они бросились на землю. Но тут за моей спиной снова раздались выстрелы – это была пулеметная очередь, пули забарабанили по деревьям и пристани так, словно металлический дождь обрушился с неба. Листья, ветки, щепки полетели во все стороны. Я поднял голову, чтобы взглянуть, куда двигаться, и еле успел увернуться от столкновения с полицейским катером. Я заглушил мотор и инстинктивно поднял руки над головой, предварительно бросив пистолет на дно лодки.
И только тут я заметил аккуратное красное пятно на лбу Греты – прямо посредине лба, – маленькую дырочку, из которой вытекала струйка крови, делившая ее безжизненное лицо на две равные половины.
Глава 18
Если долго слушать вопли истязаемых, то постепенно и сам теряешь присутствие духа. Не сомневаюсь, что все это делается специально. В чем, в чем, а в знании человеческой психологии Гестапо не откажешь. Сначала, чтобы сломить твою волю, они заставляют слушать, как вопят от боли другие заключенные, а потом принимаются за твое тело. Верно говорят: нет ничего хуже неизвестности. Не важно, ждешь ли ты результатов анализов, лежа в больнице, или сидишь в камере в ожидании приговора. Хочется только одного – чтобы все это поскорее кончилось. Работая в Алексе, я использовал этот прием, и нередко людей, подозреваемых в преступлении, доводил до такого состояния, что они уже рады были рассказать все, что от них требовалось. Когда приходится чего-нибудь ждать, твое собственное воображение превращает жизнь в ад.
И все же я никак не мог понять, что им от меня нужно. То ли они рассчитывают вытянуть из меня что-нибудь новое о Сиксе, то ли полагают, что мне стало известно местонахождение бумаг фон Грайса. А вдруг они станут меня пытать, а я по-прежнему не смогу понять, что они, в конце концов, хотят от меня услышать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94