Он подошел ко мне так близко, что я почувствовал запах одеколона, исходившего от его тщательно выбритой физиономии педанта, и, щурясь от ярости, с перекошенным от злобы ртом, он с силой ударил меня ногой в голень.
Я охнул от боли, но продолжал стоять прямо, почти навытяжку.
- Вы все испортили, - прошипел он, трясясь. - Все! Слышите?
- Я выполнял свой долг, - огрызнулся я и подумал, что сейчас он снова меня ударит, но тут вмешался Гейдрих:
- Я это подтверждаю. И, учитывая сложившуюся ситуацию, наверное, будет лучше, если мы отложим заседание Суда на час-другой, чтобы дать рейхсфюреру возможность восстановить спокойствие. То, что на нашем Суде была разоблачена коварная измена людей, столь близких к рейхсфюреру, несомненно, оказалось для него страшным ударом. И, конечно, для всех нас тоже.
Послышались возгласы согласия, и Гиммлеру, кажется, удалось овладеть собой. Слегка покраснев, по-видимому от раздражения, он дернулся и отрывисто кивнул.
- Вы совершенно правы, Гейдрих, - пробормотал он. - Ужасный удар. Да-да, ужасный. Прошу простить меня, комиссар. Да, вы просто выполняли свой долг. И выполнили его с честью. - Сказав это, он повернулся на своих совсем не маленьких каблуках и поспешно вышел из комнаты, сопровождаемый несколькими офицерами.
На лице Гейдриха в уголках рта медленно появилась кривая усмешка. Затем он посмотрел на меня и показал глазами на другую дверь. Артур Небе пошел за нами, предоставив офицерам, оставшимся в комнате, возможность оживленно обсудить сцену, свидетелями которой они стали.
- Не много наберется людей, удостоившихся того, чтобы Генрих Гиммлер лично попросил у них прощения, - сказал Гейдрих, когда мы втроем уединились в библиотеке замка.
Морщась, я потер свою голень.
- Непременно отмечу сегодня это историческое событие в своем дневнике, - сообщил я. - Всю жизнь об этом мечтал.
- А кстати, вы так и не сказали, что же случилось с Киндерманом?
- Будем считать, что он убит при попытке к бегству, - сообщил я. Уверен, что только вы сможете догадаться, что я имею виду.
- Как жаль! Он бы нам еще пригодился.
- Этот убийца получил то, что заслужил. Кто-то должен был понести наказание. Не думаю, что эти три ублюдка получат то, что им причитается. Эсэсовское братство и все такое прочее, так ведь? - Я замолчал и закурил сигарету. - Что с ними будет?
- Можете не сомневаться, из СС их вышвырнут. Вы сами это слышали из уст Гиммлера.
- Ах, какое несчастье для них! - Я повернулся к Небе: - Продолжайте, Артур. Светит ли Вайстору гильотина или хотя бы суд?
- Мне эта история нравится не больше, чем тебе, - мрачно сказал он. Но Вайстор слишком близок к Гиммлеру. Он чересчур много знает.
Гейдрих поджал губы.
- С другой стороны. Ран - простой функционер национал-социалистической организации. Не думаю, что рейхсфюрер будет возражать, если он попадет в какую-нибудь аварию.
Я с горечью покачал головой.
- Ну что ж, по крайней мере, их дьявольский план провалился.
В конце концов, мы предотвратили еще один погром, хоть на какое-то время.
При этих словах вид у Гейдриха стал очень смущенным. Небе встал и, подойдя к окну библиотеки, уставился в него.
- О Боже! - заорал я. - Что, погромы все-таки состоятся? - Гейдрих заметно вздрогнул. - Послушайте, всем же известно, что евреи не имеют никакого отношения к этим убийствам.
- Да, - преувеличенно громко произнес он. - Вне всякого сомнения. И никто их не будет в этом обвинять, даю вам слово. Могу заверить вас, что...
- Расскажите ему, - сказал Небе. - Он заслуживает того, чтобы знать правду.
Гейдрих подумал какое-то мгновение, затем встал, взял книгу с одной из полок и небрежно перелистал ее.
- Да, вы правы, Небе. Думаю, он действительно этого заслуживает.
- Рассказать мне - что?
- Перед тем как собраться на Суд сегодня утром, мы получили телеграмму, - сообщил Гейдрих. - По случайному совпадению молодой еврейский фанатик совершил покушение на немецкого дипломата в Париже. Очевидно, он сделал это в знак протеста против притеснения польских евреев в Германии. Фюрер послал во Францию своего личного врача, но что этот дипломат выживет, шансов практически нет.
- В результате этого Геббельс уже доказывает Гитлеру, что если дипломат умрет, то следует разрешить немецкому народу проявить свое стихийное возмущение действиями евреев по всему рейху.
- А вы все думаете иначе, не так ли?
- Я никогда не одобрял беззаконие, - сказал Гейдрих.
- Так, значит, Вайстор все-таки получит свой погром. Какие же вы негодяи!
- Это нельзя назвать погромом, - настаивал Гейдрих. - Грабежи будут запрещены. Люди просто разрушат то, что принадлежит евреям. Полиция проследит, чтобы дело не дошло до разбоя. И конечно, будет запрещено все, что каким-то образом угрожает жизни и имуществу немцев.
- Можно ли управлять толпой?
- Готовятся специальные директивы. Нарушившие их будут немедленно задержаны.
- Директивы? - Я запустил пачкой от сигарет в книжный шкаф. - Для толпы? Очень умно.
- Каждый полицейский руководитель в Германии получит телеграмму с инструкциями.
Неожиданно я почувствовал страшную усталость. Мне захотелось оказаться дома, подальше от всего. Даже простое обсуждение подобных вещей вызывало у меня такое ощущение, будто я выкупался в грязи, будто сам совершил нечестный поступок. Я проиграл. Но, что было еще хуже, у меня, по-видимому, с самого начала не было никаких шансов на выигрыш.
Совпадение, сказал Гейдрих. Неужели же это то, что Юнг называл значимым совпадением? Нет, не может этого быть. Для меня больше ничего не имело значения.
Глава 24
Четверг, 10 ноября
"Стихийное проявление гнева немецкого народа" - так прокомментировало радио эти события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90