Нельзя не поверить, поскольку как наверху, так и внизу нет никого, кто какой-нибудь сладкозвучной патриотической песней вынудил бы его бежать из дому. Лутс работает. Пишет вторую книгу повести «Весна» и время от времени читает какую-нибудь новоиспеченную страничку Алийде, младшей хозяйской дочери, тогда как старшей – Тээле – он словно бы немного чуждается, при ее появлении отводит глаза и прячет исписанные листки.
Вот и в это знаменательное воскресенье, когда происходит описанное выше сватовство, Лутс сидит в «своей» комнате, курит, посмеивается про себя и снова пишет строчку-другую. Дойдя до того места, где Тээле по отношению к Арно Тали выкидывает первые фокусы, писатель мотает головой, погружается в раздумье. Поди знай, стоит ли об этом? Тээле, правда, сказала, чтобы он не изображал ее больше таким голубочком, как в первой части, но… поди знай. Во-первых, он тут гость и должен уважительно относиться к хозяевам дома, во-вторых, в действительности все могло происходить не совсем так, как он себе представляет.
В это время раздается стук в дверь. Писатель, так и не пришедший ни к какому решению, бросает испуганный взгляд на двери и уже порывается спрятать записную книжку, однако видит, что вошедшую опасаться не следует.
– Вы, конечно, сердитесь, что я вам помешала, но я ничего не могу с собой поделать. Уже часа два я не нахожу себе места, все не решаюсь зайти, но теперь сил моих больше нет, я должна узнать, о чем вы написали дальше. Вчера вечером вы сказали, что скоро возьмете в оборот мою дорогую сестричку.
– В том-то вся и загвоздка – как бы мне, чего доброго, не задеть вашу дорогую сестричку сильнее, чем можно.
– Но ведь Тээле сама сказала, чтобы вы ее больше не идеализировали. – Алийде подходит ближе. – Она даже хочет, чтобы о ней говорили и писали позаковыристее.
– Вот как! Ну, в таком случае почитаем. Это случилось как раз в то время, когда на хутор Рая возили бревна для нового дома; Арно Тали неожиданно вошел в комнату и обнаружил там Яана Имелика. Послушайте, что произошло дальше. «Арно глубоко уязвлен тем, что при его появлении Тээле внезапно становится злой, без всякого основания вырывает она ученическую доску из рук сестры (сестры!) и дергает последнюю за волосы, сестра с громким ревом залезает в кровать; затем Тээле хватает со стола несколько исписанных листков бумаги, со злостью разрывает их на клочки, швыряет под стол и бросает в сторону Арно два-три взгляда исподлобья». Ну, каково? Во всяком случае, как вы видите, тут и о вас тоже ведется речь, вы же пожелали этого намедни. Но… мы можем это место и опустить.
– Зачем? Ничего ужасного я в этом не вижу. Она еще и теперь дергает меня за волосы, если я бываю в чем-нибудь с нею не согласна. Правда, я больше не реву и в кровать не кидаюсь, но в те времена это, конечно, было более чем возможно. Задайте ей как следует и ничего не бойтесь. Покажите ей, наконец, ее настоящее лицо, может быть, тогда она изменится. В последнее время у нас идет настоящая война из-за Тоотса, но поверьте, я вовсе не вмешиваюсь в их взаимоотношения – она всегда сама заговаривает об этом. А я, конечно, не могу без конца слушать, как все время сваливают вину на другого, начинаю возражать.
– Да-а, и я еще ничего не сделал, чтобы помирить их, – хмурит Лутс брови. – Знаете, я разок наведывался на хутор Юлесоо, но не застал Йоозепа дома, по правде же говоря, если бы даже и застал, все равно вряд ли решился бы коснуться этого вопроса. Это деликатный вопрос, но я уверен, настанет день, и они все-таки помирятся. Знаете… Нет, больше я сейчас не могу вам ничего сказать. Надеюсь, к тому времени, когда в Юлесоо будет готов новый дом, обстоятельства, по всей вероятности все же изменятся.
– Ну а если к тому времени не изменится сама Тээле?
– Будем надеяться, что изменится.
– Странное дело! Если бы я когда-нибудь вышла замуж, я бы не смотрела, в каком доме придется мне жить.
– Здесь кроме дома есть еще и некая другая причина.
– Какая?
– Знаете… – хочет Лутс что-то ответить, но в это мгновение дверь открывается и в нее входит собственной персоной молодой хозяин хутора Юлесоо. Окидывает комнату взглядом, бросает шапку на стул и с ходу говорит:
– Ну, мой школьный друг Лутс, кое-кто обещал меня иной раз навещать, да, похоже, напрочь забыл свое обещание. Что ты тут поделываешь? Опять пишешь о страшных проделках Кентукского Льва?
– Да, да! – восклицает Алийде. – Прочитайте ему историю про Куслапа!
– Нет, нет, это не к спеху, лучше расскажи нам, Йоозеп, как поживает твой дом? –
– Мой дом, – отвечает Тоотс с ударением, – к осени будет готов. Никогда бы не поверил, что все так славно сойдется. Самый нужный для стройки материал, считай, почти весь привезен. С плотником я сегодня сторговался – тоже все не так-то страшно, как я поначалу думал. Теперь мне надо разыскать Либле, но его нет ни дома, ни там, под той длинной крышей. Черт знает, где он болтается. Хотел его с утра пораньше кое-куда послать.
Тут дверь тихонько приоткрывается, но Тоотс все же слышит это и, глянув на нее, вздрагивает, однако сразу же вынимает из кармана портсигар, предлагает Лутсу закурить, сам глубоко затягивается, тогда как его сильная, огрубевшая от работы рука дрожит.
– Кто это был? – спрашивает Алийде.
– Я не заметил, – мотает головой хозяин хутора Юлесоо.
– Я тоже не заметила, но знаю, кто. – И тихонько: – У нее отроду такая повадка, сначала тайком заглянет и только потом войдет. – И в сторону двери громко: – Входи, входи, Тээле, здесь чужих нет.
– Фуй, – доносится из другой комнаты, – будто я боюсь чужих!
Минуту-другую в доме сохраняется тишина, затем слышатся приближающиеся шаги и в комнату входит старшая дочь хозяина хутора Рая, на лице ее – надменная усмешка, походка – спокойная и уверенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37