– И что дальше? – спросил я.
А дальше… все кончено, – ответил хирург. – Он извлек сердце. Чистое, не окровавленное. И к тому же – необычайно мало весящее. Многие люди даже не подозревают об этом. У человека сердце величиной с его кулак, а вес этого главнейшего органа не превышает десяти унций То есть около 300 граммов.

. Я говорю о сердце, лишенном крови, – добавил Маркис, постучав для сравнения по собственной груди.
– Доктор, вы не будете возражать, если я задам вам еще несколько вопросов?
– Ни в коем случае, мистер Лэндор.
– Возможно, вы сумеете еще дополнить… портрет злоумышленника. Например, что требовалось этому человеку помимо упомянутых инструментов?
Мой вопрос немного удивил Маркиса.
– Дайте подумать… Ну, он должен быть физически сильным человеком. Причины я уже называл.
– То есть вряд ли это могла сделать женщина?
Хирург усмехнулся.
– В моей практике такие женщины мне, к счастью, не встречались.
– Хорошо. Факты показывают, что злоумышленник достаточно силен. Инструменты, определенные навыки и сила. Это все?
– Нет, мистер Лэндор. Ему был нужен хороший свет. Немыслимо выполнить подобную операцию в ночной темноте, не имея приличного освещения. Я бы не удивился, если бы в развороченных внутренностях несчастного кадета обнаружился свечной воск.
Маркис тут же стал вглядываться во внутренности несчастного кадета, словно ему не терпелось найти подтверждение своим словам. Мне пришлось слегка дернуть доктора за рукав и вернуть к нашему разговору.
– А что вы скажете о его медицинских познаниях, доктор Маркис? Требовалось ли злоумышленнику, – тут я слегка улыбнулся, – обладать вашим уровнем знаний и опыта?
– Отнюдь нет, – ответил хирург, ошеломленный таким сравнением. – Достаточно иметь некоторые познания в анатомии и физиологии человека. Но для этого не обязательно быть врачом или хирургом.
– А сумасшедшим?
Вопрос этот исходил от Хичкока. Я совершенно забыл о присутствии капитана и полковника. Мне казалось, что, кроме нас с Маркисом (и трупа Фрая), в палате никого нет.
– Кем еще он мог быть, как не безумцем? – риторически вопрошал Хичкок. – И насколько мы знаем, он по-прежнему на свободе, готовый к новым преступлениям… Неужели только я… неужели все забыли об этом? О том, что он до сих пор не схвачен?
А наш дорогой капитан оказался впечатлительным человеком. При всей своей суровой внешности он был не чужд проявлениям чувств и, как любой подобный человек, нуждался в утешении. Полковник Тайер лишь слегка похлопал Хичкока по плечу и сказал, как говорят хнычущему ребенку:
– Будет тебе, Этан.
Впоследствии я не раз думал о странном альянсе между Тайером и Хичкоком, чем-то напоминавшем брачный союз. Я имею в виду не предосудительные отношения между двумя мужчинами, а союз двух холостяков, научившихся понимать друг друга с полуслова и вообще без слов. Оба были неразлучны и расставались всего лишь однажды (об этом я узнал позже). Это произошло три года назад. Предметом разрыва послужил спор о том, является ли учреждение в Вест-Пойнте следственного суда Суд, разбирающий обвинения, предъявляемые офицерам и солдатам.

нарушением военного кодекса. Хичкоку пришлось покинуть академию. Но уже через год Тайер вернул его обратно. Рана в их отношениях зарубцевалась. Это похлопывание по плечу было не только жестом утешения. Оно показывало, что Тайер всегда и во всем оставался командиром, а Хичкок – его подчиненным.
– Уверен: мы все разделяем тревогу, испытываемую капитаном Хичкоком, – произнес Тайер. – Вы согласны, джентльмены?
– Тем более похвально, что капитан отважился заявить об этом вслух, – подыграл я Тайеру.
– И сделал это не для сотрясания воздуха. Говоря военным языком, мы должны занять максимально выгодные позиции для отыскания злоумышленника. Ваше мнение, мистер Лэндор?
– Полностью с вами согласен, полковник.
Тем не менее наши слова ничуть не успокоили Хичкока. Он опустился на свободную койку и вперил взгляд в окно. Мы дипломатично отвернулись, давая ему время совладать с собой.
– Скажите, доктор, а сколько времени могло понадобиться злоумышленнику на эту… операцию? – спросил я.
– Трудно сказать, мистер Лэндор. Судьба давно оберегает меня от операций на грудной клетке… впрочем, то, что мы видим здесь, вообще едва ли можно назвать операцией… Простите, отвлекся. Вы спросили о времени. Что ж, учитывая условия, в каких происходило… изъятие сердца… более часа. Возможно, часа полтора.
– И основная часть времени ушла на распил костей?
– Да.
– А если злоумышленников было двое?
– В таком случае они могли распределить работу, действуя с обеих сторон. Тогда они управились бы за половину названного времени.
– Ну а если предположить, что их было трое?
– Третий, пожалуй, только мешал бы. Я имею в виду, если бы и он вместе с сообщниками пытался пробиваться к сердцу. Но он мог держать фонарь.
Фонарь! Я как-то об этом не подумал. Возможно, Маркис был прав и кто-то действительно стоял с фонарем, освещая сцену творимого варварства. Глаза мертвого кадета были направлены на меня. Они смотрели на меня, если, конечно, это можно назвать смотрением. Зрачки мертвеца необычайно расширились, оставив лишь узенькие белые ободки.
Я подошел к койке и кончиками больших пальцев попытался опустить покойному веки. Они закрылись всего на мгновение и тут же открылись снова. Но меня уже занимало другое – следы от веревки на шее Лероя Фрая. До этого они казались мне узкой прерывистой полосой. Теперь я отчетливо видел: прежде чем веревка перекрыла кадету трахею, она изрядно поелозила по его горлу, содрав кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24