Шоферу понравилось как угощение, так и знакомая, и Фиму он презирал
за ничтожество, он от повторного приглашения не отказался, ощущая себя,
однако, не только высшим существом, но слегка все-таки обязанным этому
доброму растяпистому еврею существом.
Выпив и размякнув, он Фиме посочувствовал и поучил его жизни, и
согласился помочь ему в осуществлении мечты - доставании модного
заграничного пиджака.
За пиджак он получил более, чем рассчитывал, и через недельку также
более получил за шуйзы - дивные такие туфельки на толстенном микропоре.
Если на свете и затаился где-либо в темноте шофер, не любящий левых
денег, так это был не тот парень. Поднатужившись в арифметике, он
вычислил, что его заработок удваивается, и испытал к Фиме бережное
уважение. Совместное питье вскоре кончилось, чего нельзя сказать о
совместном бизнесе.
Кстати, шофер вскоре пить тоже бросил, как это ни смешно. Поскольку
портят человека, как признали наконец и на родине социализма, не деньги, а
их отсутствие, то шофер с деньгами вдруг ощутил реальность, так сказать,
голубой мечты любого, опять же, шофера - иметь собственный автомобиль,
купил на фарцованные деньги "Победу", переехал в одну из первых в
Ленинграде отдельных кооперативных квартир и стал до невозможности
порядочным гражданином. Он и поныне жив, на пенсии уже, живет у метро
"Электросила", и по воскресным утрам, опохмелясь у пивного ларька (уж
субботняя банка - это святое), все порывается рассказать какому-нибудь
новичку о Фиме как примере гениальности и масштабности личности, несмотря
на национальную ущербность.
А шмотки он сдавал, после первых встреч, уже не самому Фиме, а
"мальчику", из улично-ресторанных бездельников, которого Фима, опять же,
хорошо угостил, и повторил, и предложил в третий раз, но сначала -
рассчитаться невинной переноской невинных вещей до парикмахерской, где
портфель с барахлом был отдан расторопной мастерице. Первая цепочка
заработала: Фима лишь получал от парикмахерши процеженные деньги, которые
и распределял по справедливости между всеми трудящимися в этой маленькой
фирме.
Цепочка, естественно, попыталась отделаться от босса как от
нахлебника и захребетника и утаить груз, но на то и босс, чтобы уметь
ремонтировать цепочки: мальчик, конечно, отнюдь не хотел знакомить шофера
с парикмахершей, чтоб не стать ненужным самому, и именно он-то, связующее
звено, возомнившее себя мозгом, был по безмоглой-то голове и другим нежным
органам жестоко отметелен приблатненным с Фиминого двора (и вся-то любовь
за две бутылки, а бойцу одно удовольствие) и предупрежден о неполном
служебном соответствии: в следующий раз вообще в канал сбросят.
И к первой цепочке стали быстро подсоединяться разнообразные другие:
фирма превращалась в концерн.
Рисковые одиночки поняли и оценили преимущества организации труда и
гарантированного заработка. Ершистых карали беспощадно. Нищих уличных
мальчишек купили на корню: в такие мелочи Фима быстро даже перестал
вникать.

6. МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБЫ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ
И вскоре это выглядело так:
К дому двадцать два по Восьмой линии подваливал сияющей
интуристовский автобус. Оттуда выходил вальяжный молодой человек с двумя
чемоданами, поднимался на второй этаж и звонил в дверь Фиминой квартиры.
Дверь распахивалась - и он оказывался в приемной, где за огромным столом
сидел другой вальяжный молодой человек. Последний бегло смотрел на
содержимое чемоданов и швырял их в угол, из ящика стола доставал пачку
денег и швырял посетителю. Дверь захлопывалась, автобус уезжал.
Квартира сияла простором. Соседи были выселены посредством дорогой
комбинации: дом поставили на капремонт, указанным жильцам предоставили
новую (лучшую) жилплощадь, после чего новая комиссия признала дом годным
без капремонта, а негодными объявила только их комнаты, каковые Фима и
отремонтировал, оставшись хозяином двухсотметровых хоромов.
Продукты привозились исключительно с рынка и кладовых Елисеева.
В подъезде дежурила пара денди с широкими плечами.
Два телефона звонили круглосуточно и говорили непонятным разведческим
языком.
А в маленькой задней комнате, привычной с детства, сидел Фима в
дешевом костюмчике фабрики Володарского, в скороходовский туфлях, с часами
"Победа", и координировал движение маховика.
Он не изменил своих привычек ни в чем. Мало ел, практически не пил,
тихо и вежливо разговаривал, и только для передвижения, абсолютно
необходимого в деле, купил старый подержанный "Москвич".
Милиционер на углу пытался отдавать ему честь. Через неделю льстивого
милиционера перевели в Москву. Милиционерам вообще не полагалось знать о
существовании Фимы Бляйшица. На то были мальчики.

7. ШЛЯПА
Тем временем "открыли" финскую границу - для финнов сюда, но уже на
нашим туда, ясно. И водкотуристы валом повалили в Питер отдыхать на
уик-эндах от своего полусухого закона. Общение с иностранцами росло, и
Фима рос вместе с ним.
Среди прочих инспекторских вылазок отправился он по весне на
Выборгское шоссе, где подвижные пикеты его мальчиков останавливали и
трясли автобусы с финнами, снимая сливки еще до города, прямо после
границы.
Он оставил "Москвич" на обочине перед поворотом и закурил за
кустиком:
Первый мальчик сидел с бутылкой наготове в коляске мотоцикла, а
второй поворачивал на костерке шашлычки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9