Ну, будь, не занимай телефон. – Он протянул трубку в окошко диспетчерше Валечке, положившей ее.
– У вас радость, Леонид Борисович? – полюбопытствовала Валечка.
– Больной на поправку пошел, – ответил Звягин. – А что, Валечка, похож я на афериста?
Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.
Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.
– В блокнот все свои дела с утра записываешь?
– Записываю… почти все.
– На работу не опаздываешь?
– Всего один раз… чуть-чуть.
– А вот и подарок, – объявил Звягин, простирая руку. – Первый прыжок!
Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.
Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.
– Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! – а тут тебя еще внизу страхуют.
Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.
– А лямки не расстегнутся? – шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.
– У меня семьсот прыжков, – успокоил Звягин: – исключено.
– Можно с-сломать ногу…
– А зачем?
Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление – и неожиданно сильно столкнул вниз:
– Ахх…
Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.
– Терпеть не могу условностей, – сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. – Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее – и все будет отлично.
– Простите, вы каким видом спорта занимались? – спросила проинструктированная жена. Епишко покраснел.
– У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.
Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!
Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:

«Я ЖЕЛЕЗНЫЙ. Я ВСЕ МОГУ.
Я ВСЕГДА ДО БИВАЮСЬ СВОЕГО. ТРУДНОСТЕЙ ДЛЯ МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Я СМЕЮСЬ НАД НЕВЕЗЕНИЕМ. ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОБЕДИТЕЛЯМ. СДЕЛАТЬ ИЛИ СДОХНУТЬ! Я ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Я ИДУ ПО ЖИЗНИ, КАК ТАНК. Я ОБАЯТЕЛЕН, СИЛЕН, НАХОДЧИВ, ВЕСЕЛ. Я ГНУ СУДЬБУ В БАРАНИЙ РОГ. УДАЧА ВСЕГДА СО МНОЙ.
ЖИЗНЬ – ЭТО БОРЬБА, И Я НЕПОБЕДИМЫЙ БОЕЦ. Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
Я ПОБЕДИТЕЛЬ, И ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! Я УВЕРЕН В СЕБЕ. Я НЕПОБЕДИМ».

Жена вытаращила глаза:
– Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?
Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.
– У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, – сказал он. – Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот – как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, – так надо убеждаться в хорошем, а не плохом, нет?
– Думаешь, он уже переменился?
– Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение – как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? – спросил он с авторской гордостью.

…Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:
– Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!! – С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.
– Проверял… это старый.
Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:
– Тираж двадцатого августа – какой же старый, пять дней прошло. Пусто?
Епишко неопределенно пожал плечами.
– Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.
Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице – и открыл рот:
– Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..
– Врешь, – не поверил Звягин. – А серия? Покажи.
– Впервые в жизни, – ошарашенно прошептал Епишко.
– Можно подумать, «Жигули», – сказал Звягин – Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!
Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светло-серый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!». На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.
Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, – видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки
– Леня!
– Ну что?..
– Ты никогда ничего не теряешь.
– Ну вот – начал терять…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22