Только тогда произойдет ядерный взрыв. А так его хоть обпинайся – ничего не будет. Сама бомба на 90 процентов состоит из обычной, хотя и мощной взрывчатки. Вот ее ты и несешь. А сам заряд у меня. Доставим на место, соединим их – и домой, деньги тратить.
– Вечно так, – недовольно пробурчал парень. – Мы, русские, тяжелую работу делаем, а вы только деньги тратите.
– Ты же не русский, – усмехнулся Ибрагим.
– Какая разница! – досадливо сплюнул Николай. – По любому, ты, поди, побольше моего деньжат отхватишь. А, Ибрагим? Несправедливо так.
– Справедливо, – покачал головой ингуш. – Я мешок и без тебя бы дотащил, хоть и устал бы. А вот ты со своим деревенским пропитым мозгом собрать и включить устройство не сумеешь. Так что, кто полезнее, тому и платят больше. В школе надо было учиться, а не в карты на уроках играть. Вставай, хватит разлеживаться!
– Жадные вы, черные! – зло бросил молодой, натягивая ранец. – И хитрые. Ну да ничего, и вас за вымя потрогать можно.
Ибрагим прищурился, глядя, как его спутник спускается вниз, в лощину.
– Это ты, Коля, жадный. Жадный и ленивый. Но глупый, – хмыкнул он, перехватил «Сайгу» поудобнее, и направился следом…
…Олень решился спуститься к ручью только вечером, незадолго до наступления темноты. Ночью к водопою пойдут хищники, нужно было поторопиться.
Он стремительно пересек открытое пространство, и сторожко замер в кустарнике. Что-то было не так. Недвижимо он стоял почти пять минут, но не заметил ничего опасного. Чуть потоптался на месте, решаясь, и медленно двинулся к ручью.
В этот миг ветерок потянул с другой стороны, и в его трепещущие ноздри ударил самый страшный запах – запах крови. Запах смерти. Олень всхрапнул, и в ужасе застыл. В нескольких метрах от него лицом в траву лежал человек. Сквозняк с ручья шевелил его светлые волосы, а под левой лопаткой виднелась узкая резаная рана, из которой сочилась уже загустевшая кровь. Олень пришел в себя, и как спущенная стрела, метнулся обратно в свой лес, забыв, что хотел напиться. Он едва не сломал ногу, споткнувшись о необычный мешок, спрятанный в кустах. Мешок упал на бок, его верхний клапан открылся. Из-под клапана тигриным ярко желтым зрачком выглянул кружок с тремя черными треугольничками, соединенными вершинами в виде небольшого пропеллера.
Олень не знал, что в этом мешке жила смерть пострашнее той, что убила светловолосого человека…

1.

– Картошка! Горячая картошка! Соленые огурчики! Беляши с мясом!
Громогласная тетка неопределенного возраста толкала вдоль состава свою тележку с накрытыми полотенцами бачками.
Леха Никифоров повел носом, принюхиваясь к соблазнительным запахам, но ничего покупать не стал. Уточнение торговки, что ее беляши с мясом, настораживало – о беляшах с другой начинкой он еще не слышал. А остальные ее продукты слишком откровенно намекали на вагонные посиделки с бутылочкой «белоголовой». Действительно, кто же будет есть вареную картошку с огурцами – да без водки?
Вот только водку, как и другие спиртные напитки, не исключая пива, Леха уже пару лет как не пил. Вообще. Ни грамма. Не для того он выныривал, выгребал изо всех сил из-под удушливой сивушной волны, чтобы начинать снова.
Волна эта накрыла его еще там, в Чечне, где он «восстанавливал конституционный порядок» в составе сводного отряда подмосковного ОМОНа. И не просто «в составе», а командиром подразделения.
Две командировки, полгода войны. Полгода страха, боли, крови, ненависти. Полгода откровения. Полгода настоящей мужской дружбы, которую не зря называют братством.
А потом катастрофа. И боль, которую не сравнить ни с чем, даже с тем, что он вытерпел за эти полгода. Он глушил эту боль, как мог, водкой. Глушил так, что его перестали брать на боевые, а потом под благовидным предлогом спровадили «на большую землю». Но он и там не мог вынырнуть из этой горькой кипучей волны.
Он ушел со службы, хотя ему прочили блестящую карьеру. Работал в охране – сначала в руководящем звене, а потом все ниже и ниже. Пока при приеме на работу в качестве обычного «дядьки на дверях» ему не начали отказывать. Он помнил лица тех, кто отказывал. Смущенные, сочувствующие, брезгливые. Многие из тех, кто ему отказывал, сами побывали «там». Но они сохранили силу и остались людьми. А он опустился.
Однажды, когда закончились деньги, когда закончилась водка, когда закончились «друзья», которых он поил, а те, кто захотел бы поить его, так и не появились – он остановился. Просто вышел на балкон, потер заросшее щетиной лицо, и сказал себе: «Все!»
Путь обратно наверх был тяжелым. Ведь он начинал не с нуля, а с отрицательной отметки. Его многие знали. И знали, что с ним произошло. Это недоверие побороть оказалось труднее, чем бросить пить. Репутация – это такая вещь, которую легко сломать, но очень трудно починить. Но он справился. Леха был сильным человеком. Сильным и добрым. А когда-то еще и веселым. Только доброго и веселого в тридцать пять все зовут Лехой, причем с уважением и без панибратства.
А недавно его позвали обратно в ОМОН. Позвонил товарищ, который когда-то служил у Лехи в подчинении, и предложил стать его замом. «А потом как сложится», – добавил он.
Леха не дал ответа сразу. Взял тайм-аут на две недели, подумать. Раньше ему было хорошо служить. Он знал ответы, и не сомневался в том, что делает. Сейчас возвращение пугало его. Не возвращайся туда, где был когда-то счастлив. Тем более туда, где твое счастье было убито. Вот только в охране он чувствовал себя холуем, выполняющим распоряжения барина, с тоской вспоминая время, когда он был «государевым человеком».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17