– Прошу граждан расступиться! Не галдеть!.. Чья машина? – глядя поверх человеческих голов на маковку Воскресенской церкви, негромко, но веско спросил автоинспектор. – Ваши права! Прошу предъявить!
Светлана Ивановна тоже была на должной высоте – продолжала копаться в моторе, будто не замечая ни вызванной ею суматохи, ни появления инспектора. У машины, как было известно Игорю Саввовичу по разговорам жены, барахлил один цилиндр.
– Гражданочка, ваши права! – уже с металлом в голосе потребовал автоинспектор и опустил взор с небес на землю. В глазах мелькнуло удивление, планшетка сама собой перестала раскачиваться, да и сам лейтенант потускнел, хотя по инерции сухо повторил: – Ваши права!
Ситуация чеховского «Хамелеона» повторилась на изгибе асфальтовой дороги, которая, поднималась вверх, к Воскресенской церкви, а далее вела к дачам, озерам и сосновым борам. Бедный автоинспектор смотрел на длинную юбку, на пробковые платформы босоножек, а видел известный всей городской автоинспекции номер «Жигулей» 00-07 РОГ и, конечно, узнал машину и владелицу, которая была родной дочерью Ивана Ивановича Карцева, первого заместителя председателя облисполкома, шефа органов милиции. Лейтенанту было известно, что между автоинспекторами существовало молчаливое соглашение не останавливать «Жигули» 00-07 РОГ, если не случалось ничего страшного, уголовного, и сейчас, краснея и переступая с ноги на ногу, он не знал, что делать.
Он вытер рукой с нацепленным на нее жезлом вспотевший подбородок.
– Прошу предъявить права, товарищ… Карцева… – невнятно бормотал он.
Взбешенный Игорь Саввович подошел к жене, как в запертую дверь, постучал в согнутую и напряженную от усилий спину.
– Светлана, немедленно предъяви права…
– Игорь, это ты? – послышался из-под капота удивленный голос Светланы Ивановны, но и после этого она не распрямилась. – Секундочку, еще одну секундочку… Сейчас надену!
Пожалуй, прошло не менее десяти минут с тех пор, как Светлана Ивановна, не удосужившись съехать на обочину, начала возиться в моторе. Пятьдесят, а может быть, и больше машин застопорили за это время на асфальтовом подъеме к Воскресенской церкви, и остывал в самосвале цементный раствор, и, может быть, опаздывали едущие к обеду в автобусе ребятишки из лагеря «Ромь», и, конечно, выходили из графика работы автобазы, строительства, опаздывали в субботний день на отдых владельцы личных машин.
– Готово! Сделала! – вдруг раздался радостный вопль, и Светлана Ивановна распрямилась. – Надела все-таки, ай да я, ай да молодец!
Овальное маленькое лицо жены вставлено в рамку из густых рыжих волос естественного цвета, кожа, не знавшая косметики, бесшабашно загорела, выпуклый подбородок торчал задорно, как кукиш, но главными в лице были глаза – детские, наивные, безупречно доверчивые.
– Юбка-то пропала! – высоко поднимая юбку, словно вокруг никого не было, а стоял рядом только муж, снова воскликнула Светлана. – Юбка-то не отстирается, ой, мамочка!
– Товарищи! – громко сказал Игорь Саввович. – Сейчас машина уйдет на обочину! Простите! Светлана, садись за руль…
Пока жена ставила машину на обочину, Игорь Саввович подошел к потному автоинспектору, сурово посмотрел в его растерянные глаза.
– Машина числится за мной, лейтенант, – сказал он. – Жена ездит по доверенности… Ее надо наказать! Если вы не проколете Светлане Ивановне дырку в талоне, пожалуюсь на вас полковнику Сиротину. Будет скандал!
Игорь Саввович не узнал, чем все кончилось. Увидев глаза лейтенанта, он устало улыбнулся и пошел вверх по той самой тропинке, которую за десятилетия протоптал Сергей Сергеевич Валентинов. Тропка была узкая, ровная, твердая, думалось, что ее пробивал человек уравновешенный, сильный и настойчивый. Когда показались густые деревья, окружавшие дом Валентинова, когда открылась взору вся Воскресенская церковь, Игорь Саввович повернулся лицом к реке Роми. Было красиво и воздушно. Солнце за это время, оказывается, забралось за небольшое, но толстое облако, отчего маковка церкви потухла, а лежащий внизу город, напротив, приобрел рельефность. Потемнение на городские шумы, конечно, повлиять не могло, но, честное слово, казалось, что звуки тоже обрели четкость, рельефность. Бодренько прозвенел трамвай, на реке устало гуднул небольшой пароход, в городском саду – километра три от дома Валентинова – играл оркестр и – совсем невероятное – слышался гул турбин подваливающего к ромской пристани винтового парохода «Салтыков-Щедрин».
На лице Игоря Саввовича лежала тусклая полуулыбка, которую при желании можно было принять за улыбку необременительной вежливости хорошо воспитанного человека; глаза тоже были тусклыми и пустыми, точно человек хотел спать и мысли уже покидали его большую тяжелую голову, и в каждой линии тренированного тела читалось тоже сонное равнодушие. Он казался человеком, которого одинаково трудно представить смеющимся или разгневанным, тоскливым или восторженным, сосредоточенным или отрешенным.
«Похоже на вечер! – подумал Игорь Саввович, вынимая из кармана батистовый носовой платок. – Воздух легко проводит звуки, а это бывает чаще всего вечером…» После этого он перестал дышать, чтобы было легче разобраться, как сейчас живется на белом свете Игорю Саввовичу Гольцову, стоящему в ста метрах от дома родного отца. Жилось плохо, хотя Игорь Саввович понемножку привыкал к такой жизни, когда с утра и до вечера, а иногда и бессонными ночами грудь, словно когтями, раздирает непонятный, ничем не объяснимый страх, когда сердце ноет и всякая четкая о самом себе мысль отдается в сердце тоненьким болезненным уколом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142