Товарищи, друзья…
Игорь Саввович легко отключился от высокопарной речи главного. Чем слушать Валентинова, интереснее было подумать, почему на совещании нет управляющего Николаева, хотя слева от Валентинова, сбоку и в углу тихо и скромно сидел первый секретарь обкома партии Кузьма Юрьевич Левашев – видный мужчина с квадратными губами, что Игорю Саввовичу почему-то не нравилось. На Левашеве был кремовый легкий костюм и предельно открытые летние туфли. Он внимательно слушал Валентинова и, казалось, со всем сказанным соглашался. Так почему же нет в кабинете управляющего Николаева, если на совещании Левашев? Почему нет человека, который имел обыкновение сквозь все препятствия пробиваться в первый ряд любого совещания, где его мог видеть Левашев, и поедал при этом первого секретаря обожающими, влюбленными глазами?
– Добрые три десятка лет, друзья мои, я переживаю большое счастье, ибо мне выпала честь ликвидировать молевой сплав с таких рек, как Чулым, Улым, Конда, Сало-Юл, Баско-Юл, Чая и так далее. И я дожил до сладкого времени, когда на крупных реках успешно осваивается сплав леса в хлыстах, а на самой мелководной испытывается первый плот…
Слушать не хотелось. Оставалось единственное: незаметно наблюдать за Левашевым – загадочным и притягательным человеком. Хотелось понять, почему Левашев сейчас вел себя так, словно работал у Валентинова вторым заместителем. Он так слушал главного инженера, что казалось – сам произносит речь. Даже шевелил губами. Мало того, было известно, что после совещания Левашев и Олег Олегович Прончатов на специальном катере отправляются на Коло-Юл, чтобы на месте познакомиться с обстановкой. Какого, спрашивается, черта нужно Левашеву на Коло-Юле, если еще два года назад он открыто заявил, что доверяет опыту и знаниям Валентинова; для чего же ему надо сидеть на совещании, ездить на Коло-Юл?
– Как праздника, друзья и товарищи, жду я дня, когда по Коло-Юлу на рассвете, в благодатном безветрии, пройдет первый большегрузный плот… К этому часу мы с вами готовились тридцать лет, мы выстрадали Коло-Юльский плот, и мы проведем его, друзья мои! Мы проведем его, товарищи!
Первый секретарь обкома партии Левашев слушал главного инженера не дыша, увлеченный и взволнованный, а управляющий трестом Николаев отсутствовал – дикое, невозможное положение, которое Игорь Саввович, как ни старался, объяснить не мог. Что творилось в этом лучшем из миров?
– Плот, наш долгожданный плот благополучно пройдет коварный Коло-Юл, если все службы треста, все работники, весь коллектив объединятся в едином стремлении быть на высоте инженерного мастерства и благостной интуиции…
Сто слов вместо одного, романтические штучки-дрючки, сентиментальная торжественность – бог знает как раздражал Игоря Саввовича главный инженер. Дело, дело извольте говорить, Ваше Сплавное Величество! Интересно будет посмотреть, какую учалку плота примените вы, Бог Сплава, на большегрузном Коло-Юльском плоте. Жесткую или гибкую учалку примените, дорогой папаша?
– Прошу выступать, товарищи. Слово имеет Виктор Леонидович Татищев, работник отдела новой техники…
Игорь Саввович усмехнулся, попятился, согнувшись в три погибели, бесшумной серенькой мышкой выбрался из исторического в эти минуты кабинета главного инженера. В пустом коридоре он подмигнул прошлогодней стенной газете, по-валентиновски заложил руки за спину, развинченной походкой направился к приемной управляющего трестом Ромсксплав товарища Николаева. До чертиков, до изнеможения было интересно, как и почему осмелился не прийти на совещание, где был сам Левашев, прожженный карьерист Николаев.
– У себя? – не здороваясь и не глядя на молоденькую секретаршу управляющего, тускло спросил Игорь Саввович. – Один?
– У себя, один… Входите, Игорь Саввович, пожалуйста!
Вот тебе, бабушка, и юрьев день! Один шанс из ста был за то, что Николаев во время исторического совещания находится в сорока метрах от Левашева, но и этот шанс оказался темной лошадкой! Ля-ля-ля! Игорь Саввович, собственно, для того и убежал с совещания, что ждал слов: «Болен! В поликлинике». А управляющий Николаев осмелился сидеть в своем кабинете. Может быть, на этот раз управляющий Николаев болен по-настоящему, а не симулирует, как обычно?
– Входите, входите, Игорь Саввович!
Игорь Саввович вошел и, демонстративно не глядя на управляющего Николаева, с порога принялся разглядывать знакомый до тошноты кабинет – самый, пожалуй, нелепый из всех возможных кабинетов. Он был длинный и узкий, точно пенал, окна – два – имелись только в первой половине длиннющей стены, что делало комнату темной. Поэтому на столе Николаева всегда горела сильная настольная лампа под зеленым абажуром. Ромские старожилы рассказывали, что в этой комнате когда-то жил и правил глава духовной семинарии, слепой от рождения отец Изосим.
– Приветствую, Николай Андреевич!
– Рад вас видеть, Игорь Саввович!
Раздался тяжелый страшноватый стук дерева о дерево. Это управляющий Николаев медленно-медленно шел навстречу Игорю Саввовичу на двух протезах, и заместитель главного инженера ждал, когда Николаев доберется до середины громадного кабинета. Идти дальше центра кабинета не полагалось, так как Николаев, истерично перекосившись от злости, орал: «Не смейте жалеть меня! Не смейте!»
Они молча обменялись рукопожатием, Николаев со стуком вернулся на место, а Игорь Саввович сел в удобное поролоновое кресло. Изловчившись, он по-валентиновски заложил руки за спину, вытянутые длинные ноги скрестил. После этого Игорь Саввович принялся глядеть Николаеву в переносицу и молчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142