» Ц вдруг подумал Анискин и неожид
анно для себя спросил:
Ц Полетит?
Ц Должна полететь! Ц тихо ответил Виталька. Ц Считана.
Опять повернулся Анискин к машине, теперь смотрел на нее спокойными, глу
бокими глазами. Он разглядел четыре лопасти, клеенные из разноцветного д
ерева, пропеллер меж фанерными хвостами, велосипедное сиденье и разноцв
етные маковки рычажков. И пахло тоже основательно Ц бензином, краской и
машинным маслом.
«Полетит машина, Ц подумал Анискин, Ц возьмет себе и полетит!» Затрещит
мотор, закрутятся клееные лопасти, замельтешит малюсенький пропеллер н
а хвосте; сядет Виталька Прокофьев на велосипедное сиденье, чего-то нажм
ет, чего-то подкрутит и Ц полетел, полетел! Машина поднимется над кедрача
ми, просвистит над деревней, повиснет стрекозой над Обью. Высоко-высоко п
овиснет машина над рекой, и Виталька Прокофьев увидит всю Обь, и старый ос
окорь, и разрушенную мельницу, и молодые березы над покосившимися креста
ми деревенского кладбища…
Так запечалился участковый уполномоченный Анискин, что застилала глаз
а влажная пелена. Ослеп он и, шатаясь, вернулся на чурбачок, шепча про себя:
«На пенсию меня пора, на пенсию!» А что еще делать с человеком, у которого с
о двора крадут мотоциклетный мотор, который смотрит на шестнадцатилетн
его мальца и ничего в нем не понимает?
Ц Эхма, жизнь, жизнь!
Вспомнил Анискин, что в прошлом году его не записали в кружок английског
о языка, а на политзанятиях майор говорил: «Кое-кому этот материал можно п
ропустить!» Понятно теперь это «кое-кому», понятно. На пенсию, на пенсию п
ора! Сдаст Анискин наган и удостоверение, фуражку и милицейскую шинель, в
ернется домой и скажет: «Вот я! Принимай, Глафира!» Белых куриц разводить
Ц вот чем займется Анискин. Таких белых куриц, каких недавно привезли в с
овхоз Тельмана…
Ц Как белые курицы называются? Ц досадливо спросил он Витальку. Ц Те, ч
то в Тельмане?
Ц Леггорн, Ц ответил Виталька.
«Леггорн!» Язык свертывается в трубочку, дыханья не хватает, когда произ
носишь такие слова, а парнишенка так и чешет: «Леггорн, леггорн!» Все они з
нают, эти молодые, да ранние Ц отпечатки пальцев берут, анализы разводят,
версии разрабатывают, фотографируют, проявляют, следы линеечкой меряют,
в лупы смотрят. Молодые, ученые! Найдет такой молодой да ученый человечес
кий волос, глянет на него сквозь стекло и: «Рост сто восемьдесят шесть, на
один глаз косой, левая нога короче правой…» Конечно же, у такого мотор от м
отоцикла не уведешь.
Ц Арифметика! Ц вслух сказал Анискин. Ц Химия!
Ц Лопасти собирал на синтетическом клее… Ц протяжно ответил Виталька.

Клей у них синтетический, системы кибернетические, матрасы поролоновые,
стекла плексигласовые, по-английски кумекают. Нет, нет, куриц разводить, к
ак в совхозе Тельмана! Каждый день Ц яйцо, петухи Ц спокойные, грязи кури
цы боятся, потому что…
Ц Как белые курицы называются? Ц крикнул Анискин.
Ц Леггорн!
Мать твою перемать! Стоит Виталька перед Анискиным, носом хлюпает, штаны
держатся на одной пуговице, губы распустил, передние зубы кривые, а ведь в
от… Лопасти, винты, мотор, сиденья Ц все как полагается. И полетит.
Ц Молчи! Не разговаривай! Ц прикрикнул Анискин.
Ц Я молчу, дядя Анискин!
В последний раз посмотрел участковый на машину Ц долго и спокойно, прос
то и буднично, оценивающе и критически. Теперь он увидел, что машина покра
шена неровно, фанерные хвосты со щелями, под мотором Ц лужица масла, а на
левой фаре змеевидная трещина. Потеки клея на лопастях приметил участко
вый, обратил внимание на то, что кособочит машина на трех колесах.
Ц Бензин есть? Ц спросил он негромко.
Ц Есть.
Анискин застегнул все пуговицы на рубахе, расчесал пятерней волосы, крив
олапо ставя ноги, пошел к дверям сарая. Потухающие солнечные лучи все еще
проникали в щели, и когда участковый шел, они то вспыхивали, то гасли на ег
о широкой спине. Возле дверей Анискин остановился, не повертываясь к Вит
альке, сказал:
Ц Полетишь в воскресенье!
Анискин открыл дверь, сопя и прицыкивая зубом, выбрался во двор, плюнул на
траву и скорым шагом пошел на улицу. Он не останавливался до тех пор, пока
не оказался на берегу реки. Здесь он выпрямился, заложил руки за спину, мог
учий, громоздкий.
Ц Ишь ты! Ц шепотом сказал он реке.
Солнце совсем ушло за горизонт, только несколько крутых лучей еще шкодни
чали над розовой кромкой, небо было темно-сиреневым, а над головой Аниски
на, клонясь к старому осокорю, висела прозрачная луна. Анискин поднял гол
ову и смотрел на нее до тех пор, пока в глазах не замельтешили разноцветны
е точечки.
Ц Эхма! Ц вздохнул участковый. Ц Жизнь!
Мерцая миллионами лун, холодная и толстая, текла в берегах Обь; текла и тек
ла неизвестно куда, неизвестно зачем. Поблескивал жесткими свинцовыми л
источками старый осокорь, шелестел тоже неизвестно зачем, неизвестно о ч
ем. И были у луны глаза и рот, а зачем были, почему были Ц неизвестно!
Ц Жизнь! Жизнь! Ц шептал Анискин. Ц Мать-матушка!
А кто-то знал, куда текла река, отчего у луны были глаза и рот, о чем шепталс
я с луной старый осокорь. И кто-то знал, отчего растут березы на обском взг
орке, где дыбятся редкие почерневшие кресты, среди которых будет лежать
Анискин, когда последняя луна посмотрит на него последними глазами. Посм
отрит и уйдет навсегда…


ЛОСИНАЯ КОСТЬ

1

В августе, пополудни, к колхозной конторе прибежал всеобщий пес Полкан и
стал зарывать в лопухах мосластую кость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17