В тени того шалаша, что был побольше
, лежали сверточки и кулечки, мешочки и сумочки, бутылки с молоком и кринки
со сметаной.
Ц Так! Так! Ц помычал Анискин. Ц Так! Так!
Он подошел к мешочкам, кулькам и бутылкам, широко расставив ноги, чтобы мо
жно было нагнуться, просветленными от холодной воды глазами зашарил по м
ешкам, кулечкам и бутылкам. Руками Анискин опирался на колени.
Ц Ситцевый мешочек теткин Марфин, Ц бормотал он, Ц она его из той кофты
сшила, что купила на встречу Федьки-солдата… Тут, конечно, Марея свои мана
тки держит Ц это ее противогазна сумка… А Ленька-то, Ленька Путяшев, трак
торюга-то, из холстины мешок сшил… Ну, сумка, которая хуже всех, конечно же,
Варварина, потому как на всей деревне другой такой грязнули нет… А вот эт
а сумка та и есть, котору я ищу… Ну конечно, она!
Повеселев, Анискин хотел распрямиться, но раздумал и еще несколько секун
д постоял в прежней позе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц беззвучно хохоча, сказал он. Ц Это ведь как в песн
е поется: «Какой ты был, такой ты и остался!»
Он хохотал потому, что на брезентовой сумочке Ц самой большой и туго наб
итой Ц лежало несколько свежих травинок. Одна из них шла от угла к кальсо
нной пуговице, вторая под прямым углом перекрещивала ее, а остальные леж
али так себе, без всякого смыслу.
Ц Ах, Митрий, Митрий!
По-прежнему хохоча, Анискин тяжело опустился на колени, на четвереньках
подполз к брезентовой сумке и, опасаясь сдвинуть травинки, понюхал.
Ц Ну ладно!
Анискин поднялся с земли, старательно стряхнул солому с коленок и солнеч
но, дружелюбно по отношению к миру улыбнулся. Так счастлив сделался Анис
кин, что вдруг подпрыгнул на одной ноге, прихлопнул ее второю, как в украин
ском танце. Были полны улыбки его серые глаза, лоснились блестящие губы, л
ихо торчали в вороте распахнутой рубахи густые волосы.
Ц Ну, конечно же, это Митрий! Ц радостным голосом сказал он. Ц Ну, конечн
о же, это Митрий!
Анискин в первый раз внимательно посмотрел вокруг себя. Он увидел бескра
йнюю желтизну пшеничного поля, голубое небо, августовскую зелень тальни
ков, что стремились к далекой реке; увидел он всполохи работающих жнеек, т
яжелую поступь комбайнов, разноцветные кофты женщин Ц всю ту веселую ку
терьму, которая называется жатвой и которая веселит сердце всякого чело
века, деревенский он или городской, безразлично. Все это увидел Анискин и
еще раз рассмеялся, а потом выпрямился, туго свел на переносице брови, зал
ожив руки за спину, через кошанину пошел к березовому колку.
Выбрав тенистую березу, Анискин уперся в нее плечом, подумав, вынул руки и
з-за спины, сложил их на пузе и стал покручивать пальцами с таким видом, сл
овно стоять под березой было для него самое большое удовольствие в жизни
. Водяные пятна чернели на вышитой украинской рубахе, легкие волосы
Ц все сплошь седые Ц прилипли к голове. Сейчас походил он на веселого и
лукавого восточного бога.
Ц Ну ладно! Ц тихонько пробормотал Анискин. Ц Мы его сейчас! Мы его миго
м…
Нужная Анискину лобогрейка, стрекоча, приближалась. Машина суетливо мах
ала крыльями, сквозная от этого, походила на бабочку-однодневку, что в кор
откой жизни своей низко стелется над землей. Суетлива была конная машина
лобогрейка, но еще суетливей казался сидящий на ней человек Ц хоть и дел
ать ему было нечего Ц сиди да покачивайся на стальном сиденье! Ц он то м
ельтешил руками, то страхотно прикрикивал на лошадей, то перекладывал во
жжи из руки в руку. Уж такой это был человек, что, работая, он суетился, жил в
волнении и страхе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц укоризненно пробормотал Анискин.
Развернув лошадей, Дмитрий Пальцев остановился, соскочил на землю, в суе
те и волнении придавил ногами вожжи, быстро вынул из кармана длинный кис
ет. Еще больше суетясь руками и телом, он начал скручивать самокрутку, пог
лядывая на лошадей, на кошанину, на Анискина. Анискин неслышно вздохнул: «
Ну, беда! Это он потому злится, что другие работают!» Участковый все покруч
ивал на пузе пальцами, но был уже напряжен и серьезен, посверкивали в серы
х глазах больные искорки. «Ну, беда!» Ц еще раз вздохнул он.
Ц Здоров, Митрий! Ц негромко сказал Анискин, выходя из укрытия. Ц Перек
уриваешь?
От неожиданности Дмитрий Пальцев отступил на шаг, но ногу с вожжей не сня
л.
Ц Экий ты пугливый! Ц улыбнулся Анискин.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрий Пальцев, прижимая кисет к груди,
Ц ой, да что ты говоришь, тут каждый испугается, если вышел ты из тихости,
да ежели ничего не ждал, да ежели о чем задумался… Ц Напевая, Дмитрий Паль
цев суетился и нервничал, а Анискин стоял тихо и смотрел на него. Ц Ой, да Ф
едор Иванович, ой, да что ты такое говоришь.
Стекала с лица Дмитрия Пальцева бледная унылость и хворь, глядели на мир
из вырубленных худобой глазниц иконные глаза, такие ласковые и искренни
е, что подирал по спине холодок. Но и это было не чудо, так как диво-дивное н
ачиналось ниже: немощную голову, ребячью тонкую шею подпирал могучий тор
с борца, неохватные ширились плечи, выпирала из-под рубахи могучая грудь,
стояли тумбами короткие ноги, а на голых руках сами по себе, неизвестно дл
я чего, вспыхивали и гасли блестящие от пота мускулы.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрии Пальцев.
Ц Ну-кась, Митрий! Ц сказал Анискин. Ц Потешь меня. Давно не видел… Подо
йди к лошадям-то!
Ц Ой, да зачем это, Федор Иванович, да что ты такое придумал…
Дмитрий Пальцев вдруг перестал нервничать и вихляться, тая в углах губ у
смешку, сложил руки на груди;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17