Ц Разве это моя вина
…
Ц Должно быть, виноватый, Ц задумчиво сказал Анискин. Ц Был бы невинов
атый, я с тобой по такой жаре не валандался бы.
Покручивая пальцами на пузе, участковый блестящими глазами смотрел на О
бь, затаенно покряхтывая, и река отражалась в глазах Ц расплавленная на
солнце вода и лодка на ней, старый осокорь на крутояре, пологая излучина и
ребятишки, что, карабкаясь руками и ногами по желтой глине, уже поднимали
сь наверх. Первым вскочил на кромку земли самый бойкий и веселый из них, с
мокрым платком в руке бросился к участковому и закричал восторженно:
Ц Намочил, намочил, дядя Анискин!
Но участковый еще несколько секунд стоял неподвижно, набычив шею и расст
авив ноги. Мальчишка с платком притих, согнав с лица улыбку, пошел к участк
овому на заскорузлых пальцах мокрых ног. Мальчишка осторожно потрогал е
го за выставленный локоть, подняв голову, заглянул участковому в лицо, и, р
асцепив руки, Анискин одну из них положил на плечо парнишки.
Ц Ах, Виталька ты, Виталька Пирогов, Ц сказал участковый. Ц Виталька ты
Пирогов, Ванюшки Пирогова сын…
Потом Анискин выпрямился, приняв от мальчишки платок, сухо сказал:
Ц Ты, Виталька, вали купаться, а ты, Генка, завяжи платок сзади… Мне-то не в
идать!
Генка Ц парень в ковбойке и в сапогах, Ц дыша осторожно и запально, завя
зал платок на затылке участкового, отошел в сторонку и опять притих, так к
ак Анискин блаженно зажмурился и зябко повел плечами. С плохо выжатого п
латка вода текла на широкий нос участкового, струилась по груди, заросше
й седыми волосами, стекала на траву.
Ц Господи! Ц простонал Анискин. Ц Как хорошо-то!
В платке с четырьмя узелками походил участковый на восточного первобыт
ного бога.
Ц Вы бы искупались! Ц сказал Генка.
Ц Сам купайся!
И опять спокойно, по-слоновьи нелепо переставляя ноги, пошел по улице уча
стковый Ц глядел в землю мрачно, думал тяжело и напряженно, заметно суту
лился, хотя при грандиозной толщине сутулым, конечно, не был. Не поздорова
вшись, а только чуточку шевельнув бровями, он миновал деда Крылова, с палк
ой сидящего на лавочке, не поглядел на окна колхозной конторы, не улыбнул
ся женщине, которая с полными ведрами шла навстречу. Безмолвно и грозно п
рошел участковый через половину деревни к тому дому, где находилась мили
цейская комната. Возле калитки Анискин остановился, запустив руку меж до
сками, чтобы открыть вертушку, замер.
Ц Ну, на какой хрен, Генка, ты есть такой? Ц тоскливо спросил он. Ц Вот на
что ты есть такой, Генка?
Было так тихо, как может быть на краю деревни, где сразу за домами начинают
ся луг, кедрачи и мелкие березы, что уступами поднимаются к кладбищу; где к
последнему дому подбегает веселый ельник, деревья которого похожи на во
инов в монгольских остроконечных шапках, а желтые шишки горят чешуйками
на кольчугах.
Ц Пройдем! Ц тихо сказал участковый. Ц Пройдем!
Зайдя в темноватую комнату, Анискин приказал Генке встать у дверей, сам с
ел на табуретку и выложил на стол пудовые руки, сплошь покрытые светлыми
волосами. Несколько мгновений участковый сидел неподвижно, затем по-мил
ицейски выкатил глаза и с придыханием произнес:
Ц А?!
Ц Мне бы три дня пересидеть, Ц сказал Генка. Ц Мне бы только пересидеть
до парохода вниз… Три дня!
Ц У тебя губа не дура, Генка, Ц подумав, ответил участковый. Ц Конечно, в
понедельник придет «Пролетарий», так тебе и остается два дня, чтобы на не
м смыться… У тебя губа не дура! Ц повторил он и вдруг оглушительно крикну
л: Ц Садись! Садись, страма!
Вторая табуретка стояла в углу, и, заметив ее, Генка пошел садиться Ц шиво
рот-навыворот ступали звериные ноги, непонятно замедленно плыла литая с
пина, сама собой, отдельно от туловища, двигалась к табуретке голова. Плав
ными, округлыми были все движения Генки, а сев, он изящными движениями пол
ожил руки на колени, по-детски вздохнул и посмотрел на участкового преда
нными, ласковыми, сияющими глазами. Он так посмотрел на Анискина, что учас
тковый поежился, как от холодной воды, и печально сказал:
Ц Истинный ты бандит, Генка… Через всю кабинету прошел, а ни одна половиц
а не скрипнула.
Голодные, сновали по стенам милицейской комнаты черные тараканы; их было
много, очень много, но в обычные дни участковый Анискин на тараканов вним
ания не обращал, а только извинялся за них перед посетителями и улыбался
при этом. Сегодня же на тараканье царство участковый посмотрел зло, прищ
урился колюче, хотя по-прежнему всматривался в самого себя. Что-то в себе
самом пытался разглядеть Анискин, но не мог и от этого страдальчески мор
щился.
Ц Ты бы рассказал, Генка, чего набедокурил? Ц вдруг вежливо спросил уча
стковый. Ц Только ты уж не ври, касатик, а?
Ц Ой, мама родная, Ц обливаясь ласковой влагой, проникновенно прошепта
л Генка, Ц да когда я вам врал, дядя Анискин, да когда это было со мной, чтоб
ы я вам врал…
Ц Всегда! Ц ласково ответил Анискин. Ц Всегда, родной!
Ц Ой, да неверно, да неверно! Я, может, когда по мелочам что и врал, а по-боль
шому я завсегда правду говорил, так как скрытности во мне сроду не было, та
кой я от родной моей милой мамочки прирожденный, что на вранье не способн
ый и во всем перед вами, дядя Анискин, открытый…
Генка Пальцев пел да пел, помаргивал да помаргивал библейскими ресницам
и, а участковый Анискин все дальше и дальше уходил от него. Вот уж совсем д
алеко-далеко дрожал заупокойный голосок Генки, застилались туманом его
слова; частой, как бы комариной сеткой весь покрылся он Ц уже не с Генкино
го лица стекали бледность и хворь, не его тело и голова жили отдельно друг
от друга, а Генкин отец Ц Дмитрий Пальцев Ц сидел в темной милицейской к
омнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17