На экране поблескивали мраморные ванны, стены комнат раздвигались, в пышных коврах тонули лакированные туфли. Брюнет обманывал блондинку, блондинка обманывала брюнета, оба они обманывали седоволосого мужчину, которого звали Джон, брюнета – Стил, блондинку – Глэн. Женщины то и дело одевались и раздевались, голое тело заполняло экран золотистым сиянием.
Лида сидела неподвижно, изредка постанывала сквозь стиснутые зубы. Ванны, гостиные, автомобили мешали следить за сюжетом: она не могла понять, отчего брюнет обманывает блондинку, а блондинка – седоволосого, но Лида сочувствовала им, переживала за них, а когда в миндалевидных глазах блондинки появлялись крупные слезы, сострадательно стискивала руки на груди.
Полтора часа пронеслись, как десять минут. Когда потух экран и зажегся свет в зале, осветив знакомые лица, низкие стены, сцену с потертым бархатным занавесом, деревянные скамейки и некрашеные полки с потрепанными корешками книг, Лида удивленно тряхнула головой – было трудно сразу вернуться с экрана в клубный зал. Некоторое время Лида сидела неподвижно, затем поднялась и громко сказала:
– Товарищи, после проветривания зала состоятся танцы, игры, аттракционы и лотерея.
В зале смеялись, шумели и стучали скамейками; зрители, поднявшись, уже двигались к дверям, и изо всех концов доносились веселые реплики, возгласы женщин и мужчин, обсуждающих кинофильм. «Шибко их нынче распустили!» – говорила пожилая женщина двум молодым дояркам; «Бабы у их красивые!» – восхищался пожилой колхозник, а среди девчат слышалось: «Она во всем сама виноватая!» А ребятишки налетали друг на друга со зверскими лицами так, как в конце фильма брюнет Стил ловко дрался с тремя полицейскими. В общем большой шум стоял в клубном зале, но Лида, окончательно придя в себя, всех перекрикивала своим звучным таежным голосом:
– После проветривания танцы, игры, аттракционы, лотерея. Повторяю: после проветривания зала танцы, игры…
Она покрикивала бодрым голосом, а сама скручивала экран, раздвигала пыльный бархатный занавес, сильными движениями расставляла тяжелые скамейки вдоль стен. Попутно она распахнула настежь окна – открылась белая лунная ночь, в помещение потек свежий воздух, пронизанный потоньшавшим к ночи ароматом увядающих трав. Потом в руках Лиды появился веник, ведро с водой; она двигалась быстро, энергично, весело; каждый ее жест был красивым, плавным.
Работая, Лида соображала, как соорудить такой же домашний пеньюар, как у блондинки из кинофильма. И все получалось: в сельповском магазине она купит халат из блестящей материи за шестнадцать рублей, обрежет его, подстрочит к воротнику и рукавам кружева, переменит пуговицы, которые письмом попросит у своей городской знакомой. А кружева Лида спорет с износившейся комбинации, за которую когда-то платила бешеные деньги, ворот халата самостоятельно расширит на швейной машине хозяйки.
Кружева Лида спорет с той самой износившейся комбинации, на которой дорогая вышивка и заграничные кружева. Когда-то эту комбинацию было трудно, почти невозможно достать, и был даже момент, когда Лида думала, что ей не доведется поносить такую роскошную вещь…
Комбинация с дорогой вышивкой и кружевами
Она лежала за стеклом комиссионного магазина, который недавно открылся рядом с кинотеатром «Родина». Лида всякий раз заходила туда, когда бывала в кино на тех фильмах, которые рекомендовала для просмотра Галина Захаровна. В тот раз шел фильм «Анна на шее». Выходя из зала, Лида осуждающе думала о женщинах, которые хотят от мужчин только материальных выгод, вспомнила о нарядах героини, чуточку жалела, что теперь перестали носить длинные платья, и сама не заметила, как оказалась возле знакомой витрины.
Комбинация лежала у краешка стекла. Она была точно такая, как у жены одного главного инженера, которой Лида иногда помогала убирать квартиру. Комбинация была светло-зеленая, вышивка коричневая, кружева желтоватые, как сливочное мороженое. Даже через стекло рубашка казалась необычно легкой, кружева были нежные, как лепестки черемухи. Лида представила комбинацию на себе и огорчеипо покачала головой: рубашка стоила тридцать шесть рублей.
Однако она вошла в комиссионный магазин, попросила показать рубашку и, как только прикоснулась к ней пальцами, решила купить. «Ничего, заработаю!» – решительно подумала Лида. Она сантиметр за сантиметром ощупала шелковистый материал, протянула сквозь пальцы швы, просветила па солнце кружева и вышивку. «Куплю!» – еще раз подумала Лида, и как раз в этот момент в магазин вошла полная женщина в коротком девичьем платье. Увидев ее, Лида охнула – любимая ее артистка Вольская!
Разнося по магазину запах странных духов, Вольская подошла к прилавку, мягко взяла из рук продавщицы комбинацию с дорогой вышивкой и кружевами. Она небрежно встряхнула ее, зачем-то понюхала кружева и тем голосом, которым играла Луизу в «Коварстве и любви», сказала:
– Завтра заеду! Сейчас я не при деньгах.
Лида неподвижно стояла возле витрины. Она любила Вольскую, вместе с Галиной Захаровной считала ее лучшей актрисой театра, но, когда актриса грациозно выплыла из магазина, Лида передернула плечами и подумала: «Подумаешь, Вольская! Мы тоже ведем большую культурно-воспитательную работу!»
Нужно было доставать тридцать шесть рублей. Как на грех, знакомая жена главного инженера еще не вернулась из Крыма, а до стипендии оставалось восемнадцать дней. Размышляя об этом, Лида неторопливо шла по улице, задумчиво склонив голову, слушала, как лопаются под ногами красноватые осенние листья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20