– Лида! – радостно воскликнула женщина. – Вы пришли?
Хмурясь, но старательно вытерев ноги о ворсистый половичок, Лида прошагала в комнату-гостиную и деловитыми глазами осмотрела ее. Конечно, в комнате было грязно, неопрятно – на дорогом ковре лежали пыльные следы, валялись окурки, сор был заметен в углы, везде были разбросаны газеты и журналы.
– Павел, ты смотри, кто пришел! – восхищалась рыжеволосая хозяйка, обращаясь одновременно к Лиде и к своему мужу. – Вас мне сам бог послал, Лида! Вы словно знали, что мы с Павлом сегодня идем в театр, а завтра принимаем гостей.
В доме, где жила неопрятная рыжая хозяйка, Лида держала себя с большим достоинством. Жалея толстого веселого мужа, она презирала рыжеволосую за грязь, за тощие веники, за вялую, дряблую кожу. Поэтому на восторги хозяйки Лида не улыбнулась, а только сухо глянула на рыжеволосую и молча прошла в спальню. Здесь было еще грязнее, чем в гостиной, кровати с утра были не застелены, на подоконнике слоем лежала пыль, а на ковре и простынях валялись серебряные обертки от конфет и шоколада.
Люто презирая хозяйку и искренне жалея мужа, Лида наморщила лоб, несколько секунд помолчав, неторопливо обернулась к рыжеволосой, смерила ее взглядом и строго сказала:
– Сделаю я уборку-то! Только вот что, Евгения Борисовна, за сегодняшнее вы мне будете должны пять рублей, но вы дайте еще пятнадцать. Так что я три субботы подряд буду к вам ходить…
– Лида, пожалуйста! – страстно сказала рыжеволосая, и ее зеленые глаза засветились. – Сделайте одолжение, Лида!
Пока хозяева были дома, Лида перемыла всю посуду, очистила от грязи шкаф, стол, табуретки. Когда же хозяева ушли в театр, она перебралась в гостиную. Наводя в комнате блеск и чистоту, Лида иногда останавливалась, нахмурив брови, подолгу рассматривала вещи, безделушки, мебель. Она запоминала, какого цвета были наволочки, разглядывала белье хозяйки, костюмы веселого и толстого мужа и мечтала о том времени, когда у нее будет такая же хорошая квартира и такие же дорогие вещи,
На улице было темно и мрачновато, дул мартовский холодный ветер, когда Лида возвращалась в общежитие. Она весело улыбалась в темноте тому, что у нее уже было более сорока рублей, достать остальные было трудно, но возможно. Двенадцать рублей можно было по частям занять у подруг, но Лида не любила брать деньги взаймы, и потому она сейчас беспокоилась только о погоде: если погода завтра выдастся хорошей, то деньги будут.
Погода не подвела Лиду. Уже в семь часов утра, когда она с опрятным узелком в руках пришла на товарную станцию железной дороги, в мире было солнце и благодать. В пристанционном сквере по базарному чирикали воробьи, маневровые паровозы перекликались чистыми утренними голосами, небо нежно алело над тополями. И работа Лиде попалась легкая. Вместе с тремя женщинами, от которых с утра пахло водочным перегаром, она должна была разгрузить вагон с аптекарскими товарами. Каждому человеку медицинское начальство пообещало заплатить по пятнадцать рублей, и эта сумма показалась Лиде большой, неожиданной, так как раньше Министерство здравоохранения за разгрузку платило сдельщикам поменьше.
В понедельник Лида купила бордовый костюм с вышивкой, любимая преподавательница Галина Захаровна, увидев обновку, сказала:
– Мило, недорого, элегантно…
* * *
Всего два года Лида училась в культпросветучилище, но она сумела прилично одеться, хотя из родной деревни в город привезла три паршивеньких платьишка, по-деревенски длинных и пестрых. Теперь у нее было три костюма, шесть платьев, три пары хороших туфель и блестящий халат, точно такой, как у рыжеволосой неряшливой хозяйки.
Осторожно перебирая свое богатство, касаясь платьев и костюмов мягкими подушечками пальцев, Лида долго раздумывала, что ей надеть сегодня. Судя по восходу солнца, день обещал быть ясным и жарким, и она наконец остановилась на платье из светлого штапеля. Потом она обула серые туфли без каблуков, набросила на жесткие волосы газовую косынку.
Выйдя на двор, где уже было светло и солнечно, где посередь травянистой лужайки уже сидело за обеденным столом все семейство тети Фроси, Лида сердечно поздоровалась с хозяевами, присев за стол, без церемоний принялась хлебать лапшу с курицей и заедать ее домашним пшеничным хлебом.
Ела Лида неторопливо, не жадно, но основательно, с чувством. Она ела похлебку как раз так, как едят ее деревенские люди, занятые тяжелым физическим трудом, – медленно ворочала скулами, старательно прожевывала каждый кусок, часто и помногу откусывала от здоровенной краюхи хлеба. Проглотив разжеванное, она делала небольшую паузу; и как все завтракающие, как хозяин Павел Гаврилович, хозяйка и два мальчика, Лида весь завтрак молчала, думала свои думы.
Окончив завтрак, все еще помолчали минутку, потом хозяин Павел Гаврилович шумно отдышался и протяжно спросил:
– Ты, Лида, куда? Поди, на ближни покосы?
– На них, – подумав, ответила Лида и тоже шумно выдохнула воздух. – У меня сегодня политинформация, да надо набрать материалу на боевой листок.
Свертывая папироску и заклеивая ее языком, Павел Гаврилович покосился на Лиду, почесал рукой с кисетом в затылке, открыл было рот, но ничего не сказал, а только посмотрел, как солнце выползает на стреху дома. Розовости в мире уже не было, щедрые безвкусные краски ушли с неба, и прозрачная желтизна уже начинала дышать зноем.
– Я не я буду, если сегодня четыре трудодня не зароблю! – медленно сказал Павел Гаврилович и сплюнул. – Вчера мы двенадцать стогов сметали, а сегодня ране вчерашнего подсохнет. – Он задумался, чему-то своему улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20