зависть!
— О Боже!
Это открытие потрясло девушку не меньше увиденной картины. Она вдруг выпрямила спину, вздернула голову и вновь направилась к хозяйственному двору. Не пыталась быть незаметной, просто шла, как умела, — некрасивая девица, качающая уродливыми бедрами.
Лизбет завернула за дровяницу, и новая картина ожгла ей глаза. Как будто медуза вынырнула из прошлого…
Они лежали абсолютно голыми на куске льняной ткани, брошенной прямо на сено. Причем от позы Марты, от ее раскинутых ног, разило таким первобытным бесстыдством, что Лизбет тотчас отвернула голову прочь.
Она услышала за собой шорохи, хихиканье Марты, потерявшей в своем глупом счастье чувство самосохранения.
— Хи-хи!
Лиз обернулась и увидела в каких-то сантиметрах от своего лица личико Марты с пересеченной шрамом верхней губой.
— Хи-хи!
Лизбет вновь отвернулась и заговорила быстро, что никому не скажет об увиденном, что любовники — она так и сказала: «любовники» — потеряли в своей влюбленности обычную осторожность и что будь на ее месте любая другая девочка, все могло бы кончиться очень плохо!
— Можете не сомневаться в моем молчании! Будьте уверенны, что я никому ничего не скажу!
— Любименькая моя! — вдруг заверещала Марта. — Ласточка!
Немочка обняла соученицу и принялась осыпать ее лицо и шею страстными поцелуями, пахнущими чем-то неизвестным для Лиз, непонятным, так что она даже не могла осознать, нравится ей этот запах или нет.
И подходит ли к этому запаху понятие «нравится»?
Ей вдруг непременно захотелось увидеть горбуна. Вероятно, это запах его тела остался на губах Марты. Она обернулась, но обнаружила лишь пустое покрывало.
Марта продолжала истово целовать преданную подругу, пока Лизбет не оттолкнула ее настойчиво!
Немочка не замечала раздражения подруги. Приговаривая всякие нежности, достала из дров одежду и неторопливо принялась натягивать ее на себя. Видно было, какая ей неохота это делать.
Глядя на голую Марту, Лиз вдруг случайно осознала, сколь красиво у немочки тело. Обезобразив лицо, природа целиком реабилитировалась в чудесных девичьих формах. Совершенные линии бедер, глядящие в поднебесье небольшие, но изящные грудки, чуть покатый живот с крошечным беспорядком в его основании заставили Лиз неотрывно смотреть на чудесную наготу, которая ни шла ни в какое сравнение с ее безобразными телесами.
«Ах, зависть! — вдруг опять зажглось у нее в мозгу. — Ах, запах любви!.. Ах, запах уродства!..»
Следующей ночью Марта опять принялась развлекать подруг рассказами из своего интимного опыта.
Лизбет старалась не слушать о боли, смешанной со сладостью весенних цветов, о единении двух тел в одно прекрасное целое…
Она вновь прятала голову под подушкой и делала вывод, что для каждого прекрасное означает разное, вероятно, и красота понятие субъективное, если есть чувство. Еще она поразмышляла на тему красоты безусловной, понятной всем, сотворенной Джотто и Боттичелли, о красоте Господнего лика и созданного им мира. Насколько красота безусловная затмевает красоту, которую замечают лишь двое…
Девушка вздохнула и призналась, что личное понятие о красоте может быть и неправильное, но оно куда как дороже для Марты, нежели национальная галерея со всеми шедеврами, в ней хранящимися…
А потом их поймали. Как преступников. Взяли с поличным, когда только что произошли любовные кульминации, когда еще не обсох пот страсти.
Директриса в сопровождении шести полицейских агрессором явилась на хозяйственный двор.
Как кричала немочка Марта, когда ее силком кутали в одеяло! Как она визжала, когда на запястьях горбуна щелкнули наручники; ее взяли на руки, а она изо всех сил старалась вырваться, колотила ногами, пыталась дотянуться до разлучников зубами.
— Люблю его! — кричала. — Люблю!..
— Бедная девочка, — приговаривала директриса. — Бедное дитя!
Дабы не шокировать учениц пансиона, полицейская машина въехала прямо на территорию, закованного в металл истопника втолкнули в кабину, причем один из полицейских исподтишка ударил урода по горбу.
Джейк вскрикнул и практически упал в зарешеченный полицейский автомобиль.
Марта, услышав его боль, вдруг обмякла в руках представителей властей, на мгновение ей показалось, что она умирает, и рада тому была девочка, но лишь сознание изменило ей, потерялось в столь сложной драме…
Ее тоже увезли, хоть и не на полицейской машине.
Пару дней пансионки ходили притихшие. Поначалу они не знали, что произошло, а потом, когда произошла утечка с кухни, когда кухарка запустила информацию во всех подробностях, ночи стали еще более насыщенны, потому что обсуждались не бесхитростные девичьи выдумки, а совсем взрослые женские дела.
— Как она могла! — возмущалась рождественская счастливица. — С таким уродом!
— Фу, какая мерзость, — поддержал кто-то.
— Я бы лучше навсегда девственницей осталась, — с пафосом произнесла Джуди. — Чем с таким чудовищем!..
Она не нашла подходящих слов для окончания своего заявления, а потому сказала что-то про своего Бена нелицеприятное и что надо вообще пересмотреть свое отношение к мужчинам.
— Слушать рассказы интересно и подчас приятно, — заключила умная девочка. — Но вот заниматься самой столь гадкими вещами!
Лиз не участвовала в ночных бдениях. Она лежала, повернувшись к стене, и иногда даже плакала — жалела немочка Марту и, вероятно, себя заодно.
Ей казалось, что в ее жизни ничего подобного не будет. Никакой такой любви! А зачем она, эта любовь, если ей на смену приходят такие страдания?
В ее уши то и дело возвращался крик Марты «люблю его»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162