Питиква упомянул о заявлении профессора Гарги, который, судя по всему, держал в руках ключ обратной связи: облако неподвижно стояло над островом Ольхоном, окруженное силовым полем. Гарга ответил отказом на предложение Совета: он не разрешил присутствовать на острове комиссии, пока не доведет до конца свои опыты и не опубликует результаты. Питиква не стал разбирать подробно заявление профессора Гарги. Он был очень осторожен в оценках, выразив сожаление, что уважаемый ученый не понимает остроты создавшегося положения.
Чувство тревоги охватило меня после выступления Питиквы.
Я представил, сколько разной техники скопилось сейчас около Байкала. Но все эти мощные аппараты не могли изменить чудовищную программу облака, не могли даже установить с ним контакт. А неизвестный до сих пор миру профессор Гарга, сидя в своей маленькой лаборатории, между тем договорился с облаком и диктует свои условия Совету. Это было совершенно непонятно.
Но теперь-то я твердо знал, что мне делать дальше. Я сказал Каричке:
- Ты слышала, что Гарга - мой дядя?
Каричка кивнула:
- Да.
- Так вот, ему нужен программист. Он пригласил меня.
Глаза Карички расширились от удивления. Я рассказал ей о встречах с дядей, конечно, без таинственных подробностей.
Да, теперь я знал, что был виноват: я скрыл разговор с Гаргой от Бригова, от товарищей, а ведь тогда еще можно было что-то предпринять, договориться с ним. Теперь я, искупая вину, поеду к песчаному острову, над которым стоит облако. Я, программист Март Снегов, поеду на остров Ольхон, чтобы узнать настоящий код облака.
А Каричка уже знала, что я решил именно так, хотя я и не сказал ни слова. Она знала и вложила свою крепкую тонкую руку в мою ладонь.
Я не хотел стать бессмертным, я не боялся умереть - это уж точно! Я поеду на Ольхой, чтоб победить облако, и это будет последняя попытка.
...Паруса домов, наполненные ветром и солнцем, летели навстречу нашему гравиплану.
Наш город - Светлый.
Я сложил светогазету, сказал, не отпуская Каричкину руку:
- Жаль, что так и не успел обкатать гравилет. Придется тебе с Рыжем...
- Придется.
И она ответила мне прощальным пожатием.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСТРОВ
Из письма школьницы Эйнштейну: "Я
Вам пишу, чтобы узнать, существуете
ли Вы в действительности?"
16
Сколько летал я над тобой, Земля, и не знал, что ты такая большая и спокойная. Я лежал на верхней полке и уже много часов смотрел в окно, смотрел, как поезд несет меня через тайгу. Деревья стоят вкривь и вкось, и только ты наглядишься на этих силачей с могучими мохнатыми лапами, как вдруг ударит в глаза серебряный свет, и вся в пене, стремительная и синяя, вытягивается к горизонту река; несет она длинные связки плотов, крылатые судна, прыгает вместе с ними через пороги и легко, будто спичку, ломает о камень зазевавшееся бревно; но вот поезд нырнул под радугу, и тайга расстелила перед ним белую черемуховую скатерть, такую белую и душистую, что у пассажиров пошла бы кругом голова, не будь герметически закрыты окна; а потом выплывают навстречу, как туши доисторических чудовищ, сопки; для них лес - как трава: горбы спин вздымаются под самые облака. Выше их только Солнце, зеленое таежное Солнце.
Как я был рад, что не полетел к Байкалу в ракете, а сел в вагон, и вот теперь мой поезд скользит вдоль подвесного бесконечного рельса, рассекая крыльями воздух. Он огибает щетинистые спины уснувших чудовищ, хотя на карте тут дорога прямая. Но зачем мне все эти карты, и без них поезд привезет меня куда надо. Я мудрец, что сел в поезд: радуюсь великому простору земли, валяюсь на верхней полке, раздумываю обо всем на свете, готовлюсь ступить на остров Ольхон - на другую землю, может быть, даже на другую планету.
Еще я слушаю, как внизу, подо мной, за столиком течет мирная беседа. Я не смотрю туда, но знаю, что это старый сибирский капитан - здесь говорят "кап" - и такой же матерый "утюжник" (вертолетчик, утюжащий небо от зари до зари) от нечего делать припоминают мрачные истории. Круглый клуб дыма проплыл над моим носом - это из широкой, как чашка, трубки капа; дома он, без сомнения, любит восседать на медвежьей шкуре, добытой собственноручно полвека назад, а сейчас продавил до пола податливое кресло и грохочет хриплым басом, хоть и старается не повышать голос. Утюжник, наоборот, говорит вкрадчиво и пускает в меня тонкую струю сигаретного дыма. И я невольно слушаю разные истории, которые случались на воде и в воздухе: как вмерзла в лед вся флотилия и кап на старом теплоходе ледоколил всю ночь; как бросали с гравилетов динамит, чтобы взорвать ледяные заторы и спасти город от наводнения; и про свирепую реку я услыхал, про Витим, на котором всего три горстки песка, а все остальное - камень; и узнал, что такое таежный "стакан": на маленькую поляну, окруженную высоченными пихтами, мой утюжник, как ложку в стакан, осторожно опустил вертолет, выручая из беды заплутавших геологов.
Соседи высказывались попеременно, а когда очередь доходила до меня и наступала вопросительная пауза, я делал вид, что дремлю. Мне казалось, что я знаю этих людей много лет, и мне было приятно говорить с ними про себя. Ты, ленский кап Павел Агафонович, - Грамофоныч, как ты сам себя называешь за трубный голос, - год за годом будешь ходить по серьезной реке Маме, по не менее серьезному Витиму, по спокойной, но с характером Лене; в короткие часы сна приснятся тебе мели, пороги, заторы, и ты проснешься, вскочишь, едва встанет твой корабль, а солнце, мороз, ветер не устанут рубить все глубже складки на твоем дубленом лице. И ты, мой коллега - гравилетчик Зюбр, хитрющий таежный утюжник, ты будешь курить сигарету от сигареты, ожидая запоздавших товарищей, а потом всю ночь тренировать молодых пилотов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58