Было известно, что Полковник воевал в Афгане, позже был советником генерала Дудаева. Когда Дудаев объявил о независимости Чечни и бесцеремонно отрезал от Ингушетии Шелковской, Наурский и Кагарлинский районы, самые плодородные земли республики, Полковник порвал с Дудаевым и вернулся в Назрань. Он оставался сторонником борьбы Чечни за независимость, поддерживал отношения с Масхадовым, в то время командующим вооруженными силами Ичкерии.
Разработанный им план освобождения активистов оппозиции, захваченных фээсбэшниками Зязикова, был по-военному четким, действия боевых групп расписаны поминутно. Он требовал очень серьезной подготовительной работы. Найти добровольцев, с каждым договориться, каждого вооружить. Эту работу нужно было провести в строжайшей тайне. Малейшая утечка информации, и все пойдет прахом. А как ее избежать, когда в деле задействовано больше двухсот человек? Но все получилось, никто не предал. Нападение на Назрань стало полной неожиданностью для МВД и ФСБ Ингушетии. Но уже ворвавшись в следственный изолятор горотдела милиции и обнаружив там только мелкую уголовную шушеру, Шамиль заподозрил неладное. Его худшие опасения подтвердились: никого из арестованных по делу о покушении на президента Зязикова в Назрани не оказалось. Позже через своих людей в прокуратуре выяснили: за несколько дней до операции всех перевезли в Беслан. Подстраховались на случай вооруженной попытки освободить заключенных. Охрана назранских СИЗО оставляла желать лучшего, а тюрьма Беслана могла выдержать многодневную осаду. И следователям удобно: полчаса езды, и на месте.
Шамиль был в отчаянии. Полковник его пессимизма не разделял. Мы показали им свою силу. Мы показали, кто в доме хозяин.
Гэбуха как с цепи сорвалась: хватали по малейшему подозрению, допрашивали с пристрастием, многие исчезали. Все члены политсовета перешли на нелегальное положение. Шамиль безвылазно жил в глухой горной деревушке возле Карабулака, в голове ржавым гвоздем сидела мысль о друзьях, томящихся в застенках Беслана. Да, мы продемонстрировали свою силу, показали, кто в доме хозяин. Но главного-то не сделали. Ощущение несвершенности саднило, как открытая рана. В голову лезли самые фантастические планы освобождения товарищей. Захватить атомную станцию и пригрозить взрывом? Но на Северном Кавказе нет атомных станций. Не захватывать же ликероводочный завод. Похитить президента Зязикова и обменять его на заключенных? Но поди к нему подберись, он без двух джипов охраны шагу не делает. Похитить президента Дзасохова? Это легче, он непуганый. Но та ли эта фигура, чтобы Москва пошла на обмен? Упрутся: мы не ведем переговоров с террористами. И что? Сказать: извините, погорячились?
Беслан. Там каждый новый человек на виду, ингуши работают на кирпичных заводах, ведут ремонт школ к началу учебного года, но на улицах стараются не появляться. Каждый ингуш для осетин – чужак, враг.
Проклятье. Проблема не имела решения.
Мысль, которая однажды в бессонную ночь пришла Шамилю в голову, сначала показалась ему самому бредом. Но чем больше он думал, тем в большее волнение приходил.
Школа. Большая. Охраны практически нет. Учителя не в счет – женщины, мужчин мало. И главное – дети. Шестьсот или семьсот детей. Кто возьмет на себя ответственность рисковать их жизнями? В Кремле очень хорошо помнили уроки Норд-Оста, когда при штурме театрального центра на Дубровке погибло больше ста человек. Но там штурм был неизбежен, потому что поставленные политические условия были заведомо невыполнимы. Вывод всех федеральных сил из Чечни и предоставление республике независимости – на это президент Путин пойти не мог ни при каких обстоятельствах, несмотря ни на какие жертвы. Сейчас не будет политики. Отдайте наших людей, мы не причиним детям никакого вреда. Честный обмен. Какой приказ отдаст Путин? «Отпустите этих бандитов, потом переловим. Ни один ребенок не должен пострадать, нам не нужна вторая Дубровка». Да, такой. И только такой.
Снова и снова Шамиль проигрывал в уме варианты развития событий. В Беслан будет срочно переброшен отборный спецназ – не для силового освобождения заложников, а для того, чтобы обеспечить безопасность обмена, подстраховать от всех случайностей. Как только заключенные сообщат, что они в аэропорту и уже сидят в вертолетах, подогнать к школе автобусы с зашторенными окнами. Захватить с собой десятка три учащихся, прикрыться ими от снайперов. Погрузиться вместе с заложниками в вертолеты, взять курс на Ингушетию, высадиться в горах. И все, ищи ветра в поле. Вся операция займет три-четыре часа.
Получалось. Идея было безумной, но только такие идеи чаще всего обречены на успех. Потому что они безумны. Потому что их невозможно предугадать и заранее защититься.
В ту ночь Шамиль так и не сомкнул глаз. Утром вышел на связь с Полковником. Они встретились на надежной конспиративной квартире на окраине Назрани. Чувствовалось, что Полковника мучило то же, что и Шамиля, поэтому он сразу воспринял идею как реальную.
– Школа. Очень хорошо. Нападения на школу никто не ждет. Сколько там может быть учеников?
– Человек семьсот.
– Мало.
– Больше не получится. Сколько есть, столько есть.
– Получится, – возразил Полковник. – Первого сентября. День знаний. Народу будет – тысячи полторы. Это уже серьезно.
– В такой массе люди неуправляемы, – усомнился Шамиль.
Полковник хмуро усмехнулся.
– Под дулами «калашей» управляемы. Стволов сорок-пятьдесят за глаза хватит. Нужно подумать, как доставить в школу взрывчатку. Тащить с собой не с руки, мы должны быть налегке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173