Сначала капитан Рамирес смотрит на него в некотором замешательстве, потом начинает медленно подниматься, словно ему нужно время на размышление.
– Мне кажется, майор, вы не совсем понимаете ситуацию. Позвольте сообщить вам, что представитель правительства в Марокко арестован. Аэродром в Тауире и база гидросамолетов в Аталайоне захвачены. Мятеж остановить невозможно, его поддерживает все находящееся в Африке высшее командование. Ваш долг военного – содействовать нашему движению, направленному на защиту власти и порядка от врагов родины. – Тут в его голосе, пробивающемся сквозь черную щеточку усов, появляются нотки убеждения: – Я предоставляю вам возможность присоединиться к нашему общему делу. Вы с армией или против армии?
– Капитан Рамирес, ваши слова – возмутительная провокация. Я напоминаю, что вы, как и все остальные, находящиеся на действительной военной службе, присягали на верность республике. – Майор Уриарте расстегивает кобуру и вынимает пистолет, черный металл тускло поблескивает в руке. – Я приказываю вам прекратить все это и немедленно покинуть помещение Комиссии.
Капитан Рамирес поворачивается к товарищам за поддержкой. Лейтенант Айяла встает и подходит к майору. Он молод и высокомерен. На лице его написана неколебимая отчаянная вера, не признающая никаких компромиссов, возможная только на уровне инстинктов и потому не совместимая с разумом. Глаза его фанатично блестят.
– Никто не будет подчиняться вашим приказам, майор, – с вызовом говорит он сквозь зубы, и челюсти его сводит от нервного напряжения.
– Проверим вашу стойкость, лейтенант.
Майор Уриарте снимает пистолет с предохранителя и под устремленными на него взглядами, не убирая палец с курка, тем же решительным тоном повторяет приказ, однако лейтенант продолжает стоять, расставив ноги и вызывающе скрестив руки на груди.
В этот момент в коридоре раздается размеренный стук сапог. Майор Уриарте облегченно вздыхает, надеясь, что это гвардейский штурмовой патруль, которому он приказал прибыть из военной комендатуры, однако, обернувшись к двери, вместо голубой формы самого верного республике корпуса видит группу из двенадцати легионеров во главе с сержантом, очевидно, вызванную часовым согласно инструкциям мятежников. Все вновь прибывшие вооружены винтовками и висящими на поясе ручными гранатами. Несколько секунд группа стоит неподвижно, привыкая к тусютому свету и, видимо, ожидая приказа стрелять, поскольку винтовки нацелены на майора. Он стоит спокойный, подтянутый, с высоко поднятой головой, глаза на бесстрастном лице, как обычно, ничего не выражают; в полной тишине слышно лишь слабое тиканье часов на запястье.
Капитан Рамирес с воинственным видом делает несколько шагов.
– Майор Мануэль Уриарте, – торжественно произносит он, – вы арестованы и вплоть до новых распоряжений будете содержаться под стражей.
Время словно распухло, соблазн предаться воле судьбы неумолим, как жара, серые тени наползают сквозь переплет оконца, через которое видны огни в корпусах напротив и в городе, грубо разбуженном среди ночи сигналом воздушной тревоги. Двенадцать часов, проведенных в маленьком подвале здания Комиссии, кажутся майору Уриарте длиннее предыдущих сорока шести лет жизни. Он слышит далекие крики во дворе, звяканье оружия, шаги солдат, видимо, строящихся в роты, но как-то беспорядочно, урчание машин, которые заводят под навесами, бесконечную трель телефона непонятно где, явно остающуюся без внимания. Вот опять пронзительный звонок, и так каждые несколько секунд, с монотонной настойчивостью.
Спрятавшись за колонной на площади Сук эль-Фуки, укрытый с головы до ног джильбабом, Алонсо Гарсес читает приклееную к оштукатуренной стене листовку. Все стены в Тетуане залеплены этими бумажками.

Дон Франсиско Франко Баамонде, дивизионный генерал и командующий вооруженными силами в Африке, доводит до вашего сведения:
Армия вновь была вынуждена, выражая желание большинства испанцев, которые с бесконечной горечью взирали…

Гарсес мрачно водит глазами по строчкам: он уже ни о чем не думает, кроме этих слов и их зловещего смысла.

Ст. 1. На всей территории Марокко вводится военное положение; как следствие этого объявляется мобилизация всех вооруженных сил; кому бы они ранее ни подчинялись и какими бы правами и обязанностями ни обладали, отныне они подчиняются нашей армии и ее военному трибуналу.
Ст. 2. Не требуется ни извещения, ни повестки…

Глаза быстро пробегают все пятнадцать статей.

Заканчиваю призывом, который, надеюсь, выразит всеобщие чаяния и будет поддержан всеобщей волей: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСПАНИЯ!

В конце улицы в последних оранжевых лучах заката поблескивает оружие военного конвоя, и явно встревоженные торговцы торопливо собирают с циновок свои специи, чтобы успеть спрятать их на повозках.
Несколько часов спустя в квартале эль-Блад два кавалерийских прапорщика и сорок пять штурмовых гвардейцев сталкиваются с батальоном легионеров и полком регулярной армии. Алонсо Гарсес с перепачканным лицом, заняв позицию среди мешков и ящиков импровизированной баррикады, слышит первые хрипы войны, еще не сознавая, что это война, чувствует запах пороха, дышит, как загнанный в нору зверь, никак не решаясь выбрать цель, не в состоянии приладить винтовку, оглушенный постоянной стрельбой и всем обликом осажденного города. Опять сухие выстрелы, эхом отдающиеся в ушах. Молоденький гвардеец рядом с ним сначала падает на трясущиеся, как желатин, колени, а потом вообще складывается пополам и валится на землю, и пока двое товарищей пытаются поднять его, бормочет что-то невразумительное, слышны только отдельные слова, фашисты чертовы, мать вашу… Гарсес склоняется над ящиком с боеприпасами, заряжает винтовку, ловко вскидывает ее, подносит к перекошенному от ярости лицу и наконец прицеливается, выбрав в качестве мишени блокирующий площадь отряд легионеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61